Лекция о Роберте Фальке

В музее "Ану", бывший музей Диаспоры, продолжается цикл лекций искусствоведа Елены Галинской о художниках. На них я узнала о неизвестных мне или малоизвестных Утагаве Хиросиге, В.Любаровеи В.Губареве, Эгоне Шиле, Эдварде Мунке, Арчимбольдо, Джованни Болдини, Сюзанне Валадон и Морисе Утрилло, Тамаре де Лемпицкой, бабушке Мозес, Иване Генераличе и других более или менее выдающихся мастерах живописи. На этот раз темой лекции был «Роберт Фальк – классик или авангардист?"

В горах. 1916

Самый лиричный из кубистов, самый молодой из авангардистов, самый формалистический из советских художников, Роберт Фальк ассоциируется с большой живописной традицией: от эпохи Ренессанса до Сезанна. Следуя моде на тот или иной стиль, он писал в исключительно индивидуальной манере, всегда «по-фальковски», так и не вписавшись ни в европейскую богему, ни в советский соцреализм.
Став ключевой фигурой русского искусства ХХ века, Фальк оказал на него огромное влияние и связал своим творчеством Первый и Второй русские авангарды - было написано на приглашении - анонсе лекции.

У водоёма. 1943

Впервые на имя Фалька (с детства прекрасно известное многим моим френдам, выросшим в атмосфере искусства) я наткнулась в книге Дины Рубиной "Белая голубка Кордовы" (2009). Герой романа, гениальный живописец, мастерски подделывавший картины разных эпох, берется за Фалька: биография того позволяет придумать правдоподобную историю создания давно утраченной и внезапно найденной картины.
Действительно, жизнь Фалька была настолько необычна, что местонахождение всех его более 2000 картин можно и не установить: он жил в дореволюционной России, затем 10 лет во Франции и, наконец, снова в России, в Москве, в двухлетнем путешествии в Крым и Среднюю Азию и в эвакуации; его последние работы мало кто покупал, но могли получить в подарок.

Лектор начала свой рассказ с анекдота. Через 4 года после смерти художника в московском Манеже открылась выставка «ХХХ лет МОСХа», на которой побывали члены Политбюро КПСС во главе с Н.С.Хрущевым. Остановившись перед картиной "Обнаженная в кресле"Р. Фалька, Хрущев возмущенно спросил, что это такое. Позже экскурсоводы Третьяковской галереи, где сейчас хранится картина, часто рассказывали, что кто-то из присутствующих негромко подсказал: «Это «Обнаженная» Фалька». Но Хрущев не расслышал фамилию художника и еще более гневно переспросил: «Обнаженная Валька?!»«Я хотел бы спросить, женаты они или не женаты; а если женаты, то хотел бы спросить, с женой они живут или нет? Это — извращение, это ненормально, — так записаны его слова в стенограмме.

Обнаженная в кресле. 1922

Благодаря разносу Хрущева после долгих лет полузабвения художника скандальная "Обнаженная в кресле"стала его звездным часом. О художнике узнали.

Родился Роберт Рафаилович в богатой еврейской семье в Москве. В доме говорили на немецком и русском. Учился в престижной лютеранской школе Петер-Пауль-шуле, учился музыке, собирался поступать в Московскую консерваторию. Но - подарили краски, увлекся живописью. В Московском училище живописи, ваяния и зодчества Фальк учился у Л. Пастернака, В.Серова, К.Коровина. В 1909 году женился на Елизавете Сергеевне Потехиной, девушке из старинного дворянского рода, соученице по училищу, тоже художнице, много ее рисовал, вообще всю жизнь Фальк писал портреты всех своих многочисленных жен и женщин.

«Автопортрет на синем фоне», 1910


«Лиза на солнце», 1907

Лиза в розовом. 1909.

В училище Фальк сдружился с живописцами, представляющими новые революционные течения в русском искусстве — Машковым, Кончаловским, Куприным, Лентуловым и Рождественским. Эта группа художников стала основой общества «Бубновый валет», показавшей в 1910 году первую авангардную выставку в России. Фальк вспоминал: «В этот период я любил яркие контрастные сочетания, обобщённые выразительные контуры, даже подчеркивал их черной краской. В выставках «Бубнового валета» участвовали и французские художники: Пикассо, Брак, Дерен, Матисс, Руссо, Синьяк и другие.
Стиль произведений Фалька можно назвать одним из самых сдержанных среди всех авангардистов начала XX века. Он не гнался за эпатажем, свойственным почти всем членам «Бубнового валета», продолжая исследовать в новаторском искусстве психологизм, погружаясь в суть изображаемых объектов. Фальк активнее других обращался к национальному культурному наследию и экспериментировал с кубизмом, но в его случае опыты с трансформацией форм можно охарактеризовать как «лирический кубизм». Художник писал: «Я стремился сдвигами форм концентрировать эмоциональную выразительность».


Пейзаж со свиньями. 1912

Ученик Фалька художник Дмитрий Терехов рассказал, что, по Фальку, стиль вырабатывается от сильнейших художественных впечатлений, от произведений других художников; очень заметно, что на Фалька произвели впечатление К.Моне, П.Сезанн, Ван Гог, Гоген, Пикассо, Ж.Брак, а также Рембрандт и другие старые мастера. Художников "Бубнового валета"называли "Московскими сезаннистами".


Автопортрет на фоне крыш. 1909. Вверху справа: Автопортрет на фоне окна. 1916. Внизу слева: Автопортрет с завязанным ухом. 1921. Внизу справа: Автопортрет в жёлтом. 1924.

Фальк считается самым «тихим» в объединении демонстративно дерзких живописцев, но в его творческой биографии это был самый радикальный период: яркие краски, контрастные сочетания, выразительные контуры, динамичные композиции, никакого покоя. Немного примитивизма, больше кубизма — все в русле тогдашней современной европейской живописи в ее русском освоении.

Церковь в лиловом. 1912

На первой же выставке "Бубнового валета"одну из картин Фалька купили, и она вырученные деньги он (конец 1910 года) отправился в путешествие в Италию, причем от Милана до Рима шел пешком. Затем каждое лето он с семьей ездит в Крым (Коктебель, Волошин...).


Сиена. Воспоминание об Италии. 1911


Крымский пейзаж, 1915

В браке с Елизаветой Сергеевной Потехиной у Роберта Рафаиловича родился сын Валерий Романович (1916—1943), художник, график-офортист, погиб на фронте). Брак продолжался 11 лет. В 1915 году Роберт Фальк увлекается другой женщиной, Любовью Попеску, но она была замужем.


Обнаженная. 1916

В 1920 году Фальк увлекается дочкой К.С. Станиславского, Кирой Алексеевой, и переживает бурное, тяжелое, напряженное время, из-под его перакисти выходят экспрессивные, напряженные полотна.


Красная мебель. 1920Рецензент The Art Newspaper Russia О.Кабанова назвала эту картину "сложно выстроенной, настораживающей, как "подавленная истерика". Фальк писал эту картину во время личностного кризиса в Покровском-Стрешневе — санатории для нервных больных. Он тяжело переживал вынужденный развод с первой женой.

Елизавета Сергеевна никогда не переставала ждать своего неверного мужа, так и осталась одна. А брак с Кирой Алексеевой просуществовал едва пару лет.
Фальк и Алексеева повстречались на этюдах в Бахчисарае. Кира Алексеева была прекрасной певицей (а Фальк пианистом) и, как писал сам Фальк, обладала «бешеным талантом к живописи». В конце 1920 года Роберт и Кира стали жить вместе, а год спустя у них родилась дочь Кирилла (Cyrilla Falk, 1921—2006, переводчица русской поэзии на французский язык). Однако отношения не сложились — Фальк вновь увлекается, на этот раз своей ученицей, Раисой Вениаминовной Идельсон.

«Портрет К.К.Алексеевой». 1919.

Женщина в красном лифе (Р.В.Идельсон) 1922

Раиса Идельсон (1894 — 1972), поэтесса и художница, стала третьей женой Роберта Фалька. Его пригласили преподавать в Витебск, в Школу Шагала, где он вел пленэры, там они и познакомились. В 1922 году Раиса поступила в Высшие художественно-технические мастерские (ВХУТЕМАС), и судьба привела ее на курс Роберта Фалька, который в то время был деканом живописного факультета.

Художник Юдель Пэн. Две кошечки. Портрет Раисы Идельсон. 1908

Роберт Фальк. Автопортрет с женой (Раисой Идельсон). 1923

После Октябрьской революции жизнь Фалька продолжала бить ключом, с 1918 по 1928 годы он преподавал в ГСХМ — Вхутемасе — Вхутеине (ныне МГАХИ им. Сурикова); был деканом факультета живописи, работал в Московской коллегии по делам искусства и художественной промышленности Отдела изобразительных искусств Наркомпроса. Периодически с 1921 года преподавал в Витебском художественном училище. В 1921 году стал членом объединения «Култур-лиге», созданного для развития еврейского искусства, связанного с традиционной культурой на идише, создавал театральные декорации. Однако историки искусства наблюдают в его картинах этого периода, как картины становятся все более интровертными. Их печальные герои с наклоненными головами и опущенными руками погружены в себя, а их фигуры — в темное пространство фона. Мазки у Фалька становятся все мельче и образуют сложные, мерцающие, но притушенные цветовые пятна.

Нищий. 1924

Никого этот портрет вам не напоминает? Вот, видимо, потому ...ни один музей не решился взять ее на закупку или даже в дар.
Нищий сидел в мороз на земле у стены Почтамта на Мясницкой улице, одетый в рваное тряпье, поджав под себя ноги, обмотанные грязными портянками и обутые в лапти. Возле него, опасливо озираясь, толпился народ, который привлекли страстное, обличительное остроумие и хриплые рулады сложнейшей матерщины. Нищий вдохновенно поливал матом советскую власть, которая не только его «справное хозяйство» порушила, семью разбила, по миру пустила, но и всю крестьянскую Россию-матушку раскрестьянила и на голод обрекла. Величественный и грозный, он был похож одновременно на протопопа Аввакума и затравленного волка. Фальк терпеть не мог ругательств, грубости, но необычайная форма черепа, умные, суровые и в то же время чрезвычайно молодые глаза, сильное, грубое, волевое лицо привлекли внимание художника. Фальк вынул из кармана блокнотик, который вечно носил в кармане, и стал прямо на улице, стоя, делать беглые наброски карандашом. «Художник! - зарычал нищий. - Патрет мой рисовать хочешь?» Фальк тихо произнес: «Да, очень хочу написать большую картину с Вас. Я живу здесь недалеко, напротив. Вот только как Вы доберетесь? Восьмой этаж, а лифт не работает». «А чего мне за это будет?» «Я Вам буду платить за каждый час». Нищий потребовал грандиозную по тому времени плату за позирование для «настоящей фотографии в красках», т.е. для портрета. Фальк вырвал листочек из блокнота и написал адрес, объяснил, как идти, и назначил время: «Два часа дня». Это было воскресенье.

Ровно в 14 часов раздался стук в дверь. На пороге стоял нищий, во весь рост, без костылей, весьма прилично одетый: в шубейке на меху, в шапке- ушанке, на ногах - яловые сапоги и блестящие калоши. Прямо-таки справный мужик времен нэпа. Фальк оторопел - у него был уже приготовлен и холст, и краски, но бравый вид «модели» сильно его разочаровал. Художник стал просить, чтобы «модель» предстала перед ним в первоначальном облике - в роли нищего, но «модель» долго спорила и убеждала художника, что «патрет» должен представлять ее во всей красе. В результате сошлись на том, что плату за сеанс нужно увеличить вдвое, и Фальку пришлось на нее согласиться - уж очень заинтриговал злодей художника. Нищий принес свой профессиональный «туалет» и устроился на полу в мастерской. Много рассказал он о деревне, о раскулачивании, о том, как он был тоже раскулачен и избег высылки в Сибирь, удрав в город, где изобрел выгодную «профессию» нищего. «Подают добрые люди щедро, особливо ежели браниться начнешь». Уходя, натурщик заворачивал свое тряпье в добротный мешок и обязательно присовокуплял туда что-нибудь из имущества хозяина. Фальк был рассеян, не замечал пропаж, а если и замечал, то нежелание потерять модель оказывалось сильней брезгливости - уж очень хорошо пошла работа. Писать Фальк любил долго, истово, и он стал нарочно подкладывать «нищему» то что-нибудь из провизии, то серебряные ложки и т.п. Однажды «нищий» ухитрился ухватить ящик с инструментами: щипцы для натяжки холста, молотки и другие нужные художнику принадлежности. Фальк всегда готовил все материалы заранее, очень тщательно натягивал и грунтовал холсты, строго соблюдал традиции своего цеха («Бубновый валет»). На следующий день Фальк обнаружил пропажу, но модель не явилась. Художник побежал на излюбленное место «работы» нищего, но его и днем с огнем уже найти было невозможно. Он, очевидно, перебазировался в другой район города.

Картина экспонировалась на выставках 20-х годов и имела успех. Она была закуплена нашим послом во Франции Сурицем для советского посольства в Париже. Но... как только видел картину любой посетитель (из французов), так сейчас же и «узнавал»: «Voila! Votre Lenin!»
В конце концов наше посольство обратилось к художнику с просьбой заменить картину другой, что и было сделано (Ангелина Щекин-Кротова, цит по: https://www.tg-m.ru/articles/4-2020-69/robert-falk-vot-vam-moi-lyudi).

В 1927 году Р.Фальк с Государственным еврейским театром (ГОСЕТ), где работал, едет на гастроли в Париж. Несмотря на шумный успех, Грановскому (режиссер театра и родственник Фалька) предъявляют претензии в превышении гастрольного бюджета и ставят в строку самовольный договор на гастроли в Америке; режиссер решает остаться во Франции вместе с женой. Фальки также задержались в Париже; Роберт много работал, и, как всегда — увлекался женщинами, ибо «в своих увлечениях был неудержим». Он опять встретил свою прежнюю любовь — Любовь Попеску. Раиса Идельсон решает покинуть супруга: в 1929 году она возвращается в СССР, ухаживать за больным отцом — такова была ее официальная версия.

Картины парижского периода — лучшие у Фалька. Именно в Париже он нащупал новую манеру письма, зыбкую и воздушную. Картины словно напоены весенним французским воздухом и цветочными запахами.
В парижских его холстах продолжают развиваться те качества, которые ясно наметились уже в Москве: замкнутость, камерность, самососредоточенность, богатство и тонкость цветовых отношений. Многочисленные пейзажи Парижа тают в перламутровой дымке мягких золотисто-оливковых тонов. Художника больше интересует воздух города, нежели его дома и мосты, улицы и зеленоватая вода Сены. Цельность цветовой и световоздушной среды растворяет подробности, живопись звучит скорее музыкой, чем рассказом. Интимностью, мягкой лирикой проникнуты и портретные работы, особенно женские, - чуть-чуть нарочито вытянутые, плавно очерченные фигуры: "Портрет Л. М. Эренбург" (1933-34), "Больная" (1935), "Парижанка" (1936).


Осенний Париж. 1933-34


Солнце в море. Бретань. 1934-1935

Живя во Франции, Фальк много путешествовал по Бретани, Корсике, посетил Арль и отметил, что «у Ван Гога он гораздо красивее». Парижу художник дал очень выразительную характеристику: «Это не город, а целая страна, каждый квартал — отдельный город».


Пейзаж в Эксе. 1932


Мост в Сен-Клу. 1932


Сена. Париж. 1936

В 1930-х годах сын Фалька Валерий приехал к отцу в Париж. Они работали вдвоем: Валерий увлекался живописью, и лучшего педагога, чем Фальк, ему трудно было отыскать: они ездили на этюды, участвовали в выставках. Фальк снимал чердак отеля «Сенат», где задолго до него, в студенческие годы, жил Поль Сезанн. Исследователи биографии Фалька утверждают, что в этот период у него был роман с дочерью Марины Цветаевой — Ариадной Эфрон. Благодаря знакомствам в кругах предпринимателей, эмигрировавших из России, у Фалька появились заказы и достаток. Он выставлялся — в Салоне независимых, на Осеннем Салоне, общался с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, с Хаимом Сутиным и Иваном Пуни.Валерий был болезненным и отец искал для него врачей и ухаживал за ним; здоровье сына поправилось.

Валерий Фальк. 1938.

Однако атмосфера в Париже постепенно сгущалась; с 1933 года его наводнили немецкие эмигранты. Несмотря на профессиональный успех, хороший заработок, определенный уют и комфорт жизни в Париже, художника мучило чувство ностальгии. Прожив в Париже 10 лет, Роберт Фальк вместе с сыном (говорят, что сын настаивал) в 1937 году вернулся в СССР. Ему повезло: его не расстреляли и не сослали. От репрессий его спас известный летчик Андрей Юмашев, который еще в Париже был его учеником и другом. К тому времени он еще не совершил перелет через Северный полюс (за что получит звание Героя Советского Союза), но уже установил много мировых рекордов. Юмашев взял Фалька, которому все равно в Москве было негде жить, и увез сначала в Крым, а затем в Среднюю Азию. Около года мастер жил и работал в Самарканде, Бухаре и Ташкенте. По возвращении Фальк поселился в мастерской в Доме Перцова на Пречистенской набережной.


Весна в Крыму. 1938

Из четырех официальных жен Роберта Фалька только одна, последняя, не была художницей. Ангелина Васильевна Щёкин-Кротова (1910−1992) родилась в семье потомственных дворян, и, получив образование, работала гидом-переводчиком в системе «Интуриста», а также проводила семинары по истории русского искусства для коллег-переводчиков, работающих с туристическими группами в Третьяковской галерее.

Портрет А. Щекин-Кротовой 1940.

С Ангелиной Фальк познакомился на своей персональной выставке, которая прошла весной 1939 года в Доме писателей: Фальку было 53 года, ей — 29. Вскоре они поженились и поселились в мастерской Фалька, в Доме Перцова, которую ему помогли получить его друзья. Соседями Фальков были художники, которых Ангелина Васильевна называла «тихими бубновыми валетами» — Александр Куприн и Василий Рождественский.


Портрет жены (А. В. Щекин-Кротова в Софрино) 1945

Ангелине Васильевне достался самый «тяжелый» период в творчестве Фалька: художника критиковали за «формализм», его картины не покупали, заказов на оформление спектаклей практически не было. После начала Великой отечественной войны Фальк и Щекин-Кротова были эвакуированы; судьба занесла их в Башкирию, а затем и в Самарканд.


«Золотой пустырь. Самарканд», 1943 год

Три военных года семья провела в Самарканде. Фальк преподавал в Самаркандском областном художественном училище и, как обычно, много работал. 1943-й год принес Роберту Фальку горестное известие: его сын Валерий умер в госпитале от ран, полученных на фронте. Отец узнал об этом уже после возвращения из эвакуации в Москву. Ангелина Васильевна утешала и поддерживала мужа.

В белой шали (Портрет А. Щекин-Кротовой). 1947

Роберт Фальк написал много портретов Ангелины Васильевны. Он говорил: «Я хочу довести лицо до лика». И его жена про себя читала во время сеансов стихи — Ахматову, Пастернака, Мандельштама: так она достигала внутреннего настроения, необходимого Фальку для работы. Он говорил жене: «Ты для меня вовсе не красавица, а что-то совсем другое. Я не хочу устраивать из тебя красивую модель». И рисовал ее прекрасные образы — таинственные, проникновенные, одухотворенные, исполненные красочного мерцания.

После войны наступило не менее тяжелое время. В театре работать Фальку не разрешали. На выставки его картины не брали. Больба с космополитизмом, с формализмом... Ждали, когда он начнет работать в манере социалистического реализма. Но он не начал. Это был путь нонконформизма. Жили очень бедно. Это видно даже по натюрмортам. Для них художник одалживал предметы у своих друзей. Писал картошку, даже полюбил ее писать. Ел очень мало - суп из капусты, кусочек сухарика. Но аристократические привычки сохранял. Утром должен был выпить кофе с пирожным. Кофе было ячменным или желудевым, неважно. А пирожное делилось на 3 части и съедалось за 3 дня.


Картошка. 1955
Об этой картине пишет Елизавета Зельдович-Гальперина: Я хочу вам рассказать об одном натюрморте, который мне запомнился на всю жизнь. Это корзинка, довольно грязная, старая лубянка, в которой насыпано и рядом рассыпано несколько картофелин, обыкновенная серая картошка немытая. И все это на фоне серой ряднины, тряпки, на которой картошка лежит. Кроме серого и серо-желтого цвета самой лубянки, ничего там нет. Но это все светится, как драгоценные камни. Вот присыпь их пеплом, а они все равно будут светиться.


Натюрморт с негритянской скульптурой. 1944
В 1944 году мы с Фальком были у нашей приятельницы Лидии Максимовны Бродской в гостях. Фальк увидел у нее на полочке африканскую скульптуру из черного эбенового дерева. Взмолился: «Дайте мне хотя бы на время. Я хочу этого негра написать». Почти год стояла скульптура «безработной» у нас дома, так как Фальк никак не мог найти негру «достойного» места и подходящей компании. У нас в мастерской была полка - простая доска, прибитая к стене. На этой полке стояли различные «пожившие» предметы, вызывающие «аппетит» к живописи. Среди них не нашлось ни одного предмета - интересного «собеседника» для негра. У Сельвинских мы как-то «реквизировали» старинную фарфоровую чашечку ярко-кораллового цвета. От Елизаветы Сергеевны [Потехиной, первой жены] Фальк притащил алый стеклянный графинчик. «Теперь они могут беседовать», - сказал Фальк. Поставил все это в затененной части комнаты и долго, чуть ли не в течение целого года, писал зловещую «группу заговорщиков» - густо, плотно, добиваясь «драгоценной живописи». Получилась очень значительная вещь, которая своим настроением очень похожа на «Красную мебель».

Как всегда, Фальк стремился, чтобы предметы говорили друг с другом, понимали друг друга. Но это был не литературный вымысел, не какой-то символ. Он группировал предметы по заряду энергией цвета, он создавал «пластическое Событие». В те годы художники, которым он показывал этот натюрморт, пугались и советовали Фальку не выставлять эту вещь. «Мрачно так, заговор какой-то. Мистика» - такова была их реакция. После долгих колебаний Третьяковка решилась купить этот «Натюрморт с негритянской скульптурой» за грошовую цену. Конечно, в экспозицию натюрморт не попал, - пишет А.В. Щекин-Кротова.


Голубка и роза (Реквием). 1948–1950
Снова дадим слово А.Щекин-Кротовой:
Через несколько лет, уже в 50-х годах, Фальк снова поставил эту кораллового цвета чашечку и положил в нее бумажную розу, взятую им на память из венка, положенного на гроб Михоэлса. К ней он хотел добавить что-то голубенькое. Говорю: «Цветы? Ткани?» - «Нет-нет-нет. Что-нибудь блестящее!» И вот как-то, покупая картошку на Тишинском рынке, я увидела на одном из прилавков группу глиняных обливных кустарных игрушек - зверушек, птиц. Я купила голубую голубку на зеленой подставочке. Когда я вернулась домой и протянула Фальку голубку, он вскричал: «То, что надо! Дай, дай скорей!» Цветовой аккорд острый, неожиданный, что-то есть в звучании драматичное. И потом, наклонившись, шепотом сообщил мне: «Это будет реквием Михоэлсу».

Фикус. 1956

Цветы Фальк любил больше полевые. «Это пейзажи в горсти», - объяснял он мне. Может быть, они действительно заменяли ему пейзажи - трудно стало бродить в поисках мотивов. Болезни, старость... Но трудился он неустанно с утра до вечера. Я любила смотреть на его лицо, когда он писал цветы: оно становилось спокойным и светлым.
Однажды летом 1956 года мы жили в деревне Арханово, недалеко от Абрамцева. Лето было на редкость дождливое, невозможно было писать на пленэре. И Фальк стал писать из окна избы уходящую в туман деревенскую улицу, сквозь сетку моросящего дождя. Слева он поставил на полу кадку с фикусом; его плотные, тяжелые листья создавали как бы тяжелую раму или кулису для зыбкого, прозрачного пейзажа в окне. И нужен был переход от переднего плана к пейзажу. «Поставь мне на подоконник васильки в стакане», - сказал Фальк. В ближних полях, как на грех, васильков не было, и я нарвала крупных незабудок в овраге у родника. Фальк был огорчен ужасно, он мечтал именно о васильках. Пришлось пойти в дальние поля и нарвать синих-синих васильков. На другой день Фальк смущенно попросил: «Не хочешь ли ты снова поставить сюда незабудки?» С тех пор целый месяц я ставила свежий пучок незабудок в стакан, но мечта о синих васильках словно бы просвечивала сквозь голубизну. А нам в конце концов все равно, какие это цветы. Важно, что они сияют драгоценным сплавом синего и голубого, оживляют своим звонким пятном голубоватый, пастельный колорит картины.

В доме художника собирались друзья: Святослав Рихтер, Илья Эренбург, Генрих Нейгауз, Александр Куприн, Георгий Костаки.
Это были концерты живописи - так назвал их ученик мастера, Дмитрий Терехов.
Играли в 4 руки, смотрели картины, беседовали об искусстве. Рихтер, Куприн, Костаки иногда покупали картины Фалька. Эренбург предпочитал получить в подарок. Весь заработок от продажи картины Фальк пускал на покупку красок и холстов. А жили на зарплату жены.
Конечно, он пишет и пейзажи.


Перед снегом. Софрино. 1945

Нищета художника была вопиющей. Вот как рассказывает об одном эпизоде их жизни последняя жена Роберта Рафаиловича: «Я помню, как к нам в мастерскую в середине 40-х годов явились представители художественных властей — Сысоев и Лебедев. (Их визит был вызван настоятельными просьбами Фалька обратить внимание на тяжелые жилищные условия в его мастерской. Мы жили в мансарде, иными словами, на чердаке известного Дома Перцова на берегу Москвы-реки. После войны его причудливая фигурная крыша носила следы яростной бомбежки. Потолки протекали, в углах появились грибы. Было так холодно, что стены покрылись льдом. Я лежала с воспалением легких, одетая в валенки и ватную телогрейку, голову укутала платком. Фальк работал в теплой шапке и пальто.) Наши гости остановились посреди комнаты и брезгливо осматривались вокруг. Фальк стал приносить из мастерской пейзажи, как ему казалось, вполне понятные даже “соцреалистам". Помню, как он поставил на мольберт пейзаж с ярко-зеленой травой, синим небом, сверкающим серебряным стволом березы, запечатлевший прощальный осенний звонкий день. Лебедев, директор Третьяковской галереи, воскликнул: “А все-таки Фальк всегда побеждает цветом. Что за цвет, смотрите!"Сысоев перебил его, грозно насупился и вымолвил: “Дело не в цвете. Этот пейзаж - не русский. Наши березы рослые, ровные, стройные. А это - местечковая береза, вся изогнулась, искривилась". Фальк вышел из комнаты, а я сказала гостям: “До свидания. Он больше не будет показывать"»


Пейзаж с бузиной. 1954 г.

В 1950-х уже очень пожилой художник не раз обращался к руководству МОСХа с просьбой о выставке. Так, в 1954-м он просил предоставить ему один из залов здания на Кузнецком мосту, дом 11. Еще одно, более развернутое заявление, написанное спустя два года - в 1956-м, в год 70-летнего юбилея художника, - содержит горькие строки о тех необоснованных обвинениях, которые стали причиной замалчивания его творчества, и требование дать ему наконец возможность показать публике свои работы. «В ПРЕЗИДИУМ ПРАВЛЕНИЯ МОССХ От художника ФАЛЬКА Р.Р. ЗАЯВЛЕНИЕ / Длительное время идут переговоры по поводу выставки моих работ. Срок выставки до сих пор еще не фиксирован. Прошу определить этот срок до лета 1957 года. Моя последняя персональная выставка была в 1939 году. В течение всех последующих лет я был поставлен в условия общественно-художественной изоляции известными Вам лицами из Академии Художеств. Предлогом служило совершенно необоснованное обвинение в “формализме". Это обвинение я расцениваю как злостную клевету и поэтому требую дать мне возможность выставить свои работы в максимально приемлемых условиях их показа. В моей мастерской скопилось более тысячи картин - масло, гуашь, и кроме того, множество рисунков, театральных эскизов, макетов. Единственно подходящим помещением я считаю Кузнецкий, 11, где я смогу показать хотя бы небольшую часть работ. В этом году мне исполнилось 70 лет. Здоровье мое очень надорвано, а я бы очень хотел видеть свою выставку еще при жизни» - пишет Ангелина Васильевна.
Неофициальную выставку организовал С. Рихтер. В своей квартире он вывесил 17 картин Фалька, дал художнику ключ от квартиры и попросил приглашать туда кого тот захочет.
Приходили только близкие люди, конечно.
Только за пять месяцев до смерти Фалька, с 17 по 27 мая 1958 года, состоялась его официальная персональная выставка, ставшая последней прижизненной в биографии мастера. Она прошла в залах МОСХа в Ермолаевском переулке, дом 17, и включала согласно каталогу 29 картин и 28 работ на бумаге. В то время 71-летний художник, перенесший годом ранее тяжелый инфаркт, находился в клинике, но благодаря инициативе жены ему все же удалось увидеть экспозицию: Ангелина Васильевна привезла его ненадолго на выставку прямо из больничной палаты. Этот десятидневный показ работ мастера был полузакрытым, реклама отсутствовала. «Выставку, да и то крохотную, процеженную, в старом помещении МОСХа устроили, когда он уже лежал смертельно больной в госпитале. И в то же унылое помещение МОСХа вскоре после выставки привезли Фалька - в гробу», - писал И.Г Эренбург.

Причиной отказа в выставке и в работе для Фалька после возвращения из Франции, по мнению самого художника, стало то, что у Фалька в молодости вышел конфликт с Герасимовым. Свидетельствует Е.Гальперина:
В конце беседы я, совершенно потрясенная всем увиденным, спросила: «Роберт Рафаилович, как же может случиться, что такой мастер, как вы, сидит без работы, без заказов, без выставки, без всего? Что можно сделать?» Фальк мне ответил: «Сделать ничего нельзя». Я спросила: «А как же Юмашев, такой ваш поклонник?» - «Ну, что Юмашев? Заходит ко мне, смотрит, любуется, как он говорит. У меня бывают Кукрыниксы, и втроем, и порознь, и очень много художников ко мне приходят. А сделать ничего нельзя, потому что... у меня не сложились отношения с Александром Михайловичем Герасимовым еще в наши студенческие годы».

Александр Михайлович Герасимов в это время был руководителем Союза художников и вообще руководил у нас искусством. Это я уже знаю не от Фалька, и поэтому мне было понятно то, что он мне дальше рассказал. Я совершенно случайно об этом узнала, потому что мой муж родом из того же города, откуда А.М. Герасимов. Это город Козлов, ныне Мичуринск. Муж всегда надо мной трунил: «Ну, вы, художники, знаете, кто вами управляет? Вы же под управой Союза Михаила Архангела». Дело в том, что семья Герасимовых - это была богатая семья богатых купцов, торговавших скотом. Все они состояли в Союзе Михаила Архангела, то есть самой правой, самой черносотенной партии России того времени. И вот когда Александр Михайлович приехал в Москву, попал в Школу живописи (а художником он был, надо отдать ему справедливость, крайне талантливым, это скрыть нельзя), он был там одновременно с Фальком и с рядом других художников. (...) Они были, что называется, однокашниками по Школе живописи, зодчества и ваяния. И Герасимов проявлял свой крайний антисемитизм совершенно несдержанно. Фальк был возмущен и предложил студентам устроить ему бойкот. Причем к этому бойкоту присоединились не только студенты-евреи, но и студенты-русские тоже. Бойкот был достаточно внушителен. «И вот, - сказал мне Фальк, - Александр Михайлович с тех пор помнит и не забывает мне это. Когда кто- то говорил о том, чтобы меня устроить на какую-то работу, он сказал, что “если Фальк захочет устроиться сторожем при крематории, то и в этом мы ему помешаем"». Он говорит: «О каких же может сейчас идти речь выставках и прочее, прочее?»


Мост у старой тюрьмы. 1936

Но Ангелина Васильевна не стала последней женщиной Р.Фалька. Еще в 1949 году он познакомился с Майей Левидовой и метался между ними до конца жизни. Скончался он в возрасте 71 года в больнице у нее, Майи, на руках.


Майя Левидова, 1951-1952.

Ангелина Васильевна взяла на себя заботу о творческом наследии мужа и сделала все для его славы.


Автопортрет в красной феске, за год до смерти.