После "Бабьего ветра"больше Дину Рубину читать я не собиралась. Но не получилось. Прочла "Одинокий пишущий человек", где много повторений и несколько назиданий о свойствах, необходимых писателю, а сейчас - вот только сегодня вечером закончила - "Маньяка Гуревича".
![]()
Вы знаете, что нужно для того, чтобы быть писателем? Выдумка, фантазия, или "умение врать", как называет это свойство Рубина. Наблюдательность, внимание к деталям, умение слышать. Обладание собственной интонацией, неповторимым, живым языком. Ну и всякое другое, хорошее владение сокровищницей мировой литературы, например.
И мне кажется, что еще усидчивость и умение и желание работать над собственным произведением, редактировать его до той степени, когда ни туалет в пригородной ленинградской электричке не возникнет - как средство познакомиться с симпатичным парнем (ну не было в электричках туалетов! Не было!), ни дочка, рожденная в 2006 году, не сможет к 2021 году отслужить в израильской армии и выйти замуж.
Временные вехи хромают у многих писателей, начиная со Льва нашего Толстого. Хрестоматийный пример в современной русской прозе - "Искренне ваш, Шурик"Улицкой. Шурик родился в 1940 году, и во время московской олимпиады (1980) празднует свое 50-летие! Ну, и Рубина в этом же ряду.
Но дело не в этом.
Роман написан лучше предыдущих. В жанре баек, нанизанных на историю жизни одного человека. Некоторые доморощенные критики (вроде меня) даже сравнивают его с веллеровскими "Легендами Невского проспекта". В основном байки врачебные, ведь герой - врач. И, как я знаю из собственного опыта (а это я еще на скорой в Питере не работала) - с пациентами постоянно случаются разные невероятные истории, только успевай записывать. Да и сами люди, что россияне, что израильтяне - народ невероятно разноцветный, разношерстный, яркий и неожиданный.
Роман недоредактированный, потому неровный. Например, первые три части я читала с изумлением. Иногда я ловила себя на мысли, что цитируются мои собственные воспоминания (про детство), моими же словами. Иногда протестовала: Ленинград в 60-е и 70-е годы вовсе не был городом голодным и холодным: фрукты - только на рынке, да за бешеные деньги. И яблоки, и апельсины, и мандарины, и лимоны свободно продавались в магазинах, а сливы, виноград - в сезон.
Четвертую часть - об эмиграции и тяготах ее - проглотила в один присест и долго неровно дышала.
Пятая оставила чувство разочарования.
Вызывают уважение и почтение родители главного героя. Отец постоянно цитирует Пушкина, он просто разговаривает цитатами. И они как нельзя к месту, когда он водит гулять сына по центру Петербурга, и вызывают слезы, когда отец говорит этими цитатами на похоронах матери. Мать невозможно забыть из-за ее наказания воспитательнице детского сада. Воспитательница поставила голого мальчика на подоконник и держала его там час; мать подкараулила ее в метро и скальпелем разрезала на ней одежду до нижнего белья, потом вскочила в вагон метро и уехала. Воспитательница уволилась.
Любимая жена остается всегда на пьедестале, автор тут изменяет своему правилу считать всех настоящих мужчин и женщин существами полигамными, за что ей большое спасибо.
История врача-специалиста в России рассказана в духе баек, поэтому вызывает недоумение.
История российского врача-специалиста в Израиле рассказана с кровавым обличением местных нравов, но смазана, без глубины, и тоже в жанре баек. Чувствуется, что надо же автору показать, что "в конце концов даже этот врач нашел свое место в израильской медицине и материальное благополучие". Но не раз оказывался на пороге психического срыва вплоть до суицида.
И израильские реалии в этом романе хромают. В каких таких пробках час сидел водитель, добираясь из одного района Беер Шевы в другой, да еще в начале 90-х, когда весь город был с гулькин нос? А ведь так легко было бы написать, что полиция оцепила шоссе из-за подозрительного предмета. Это случалось сплошь и рядом и добавило бы в текст напряжения и местного колорита.
В общем, хороший роман, а если поработать над ним еще несколько месяцев, так и вообще отличный бы вышел.
Вы знаете, что нужно для того, чтобы быть писателем? Выдумка, фантазия, или "умение врать", как называет это свойство Рубина. Наблюдательность, внимание к деталям, умение слышать. Обладание собственной интонацией, неповторимым, живым языком. Ну и всякое другое, хорошее владение сокровищницей мировой литературы, например.
И мне кажется, что еще усидчивость и умение и желание работать над собственным произведением, редактировать его до той степени, когда ни туалет в пригородной ленинградской электричке не возникнет - как средство познакомиться с симпатичным парнем (ну не было в электричках туалетов! Не было!), ни дочка, рожденная в 2006 году, не сможет к 2021 году отслужить в израильской армии и выйти замуж.
Временные вехи хромают у многих писателей, начиная со Льва нашего Толстого. Хрестоматийный пример в современной русской прозе - "Искренне ваш, Шурик"Улицкой. Шурик родился в 1940 году, и во время московской олимпиады (1980) празднует свое 50-летие! Ну, и Рубина в этом же ряду.
Но дело не в этом.
Роман написан лучше предыдущих. В жанре баек, нанизанных на историю жизни одного человека. Некоторые доморощенные критики (вроде меня) даже сравнивают его с веллеровскими "Легендами Невского проспекта". В основном байки врачебные, ведь герой - врач. И, как я знаю из собственного опыта (а это я еще на скорой в Питере не работала) - с пациентами постоянно случаются разные невероятные истории, только успевай записывать. Да и сами люди, что россияне, что израильтяне - народ невероятно разноцветный, разношерстный, яркий и неожиданный.
Роман недоредактированный, потому неровный. Например, первые три части я читала с изумлением. Иногда я ловила себя на мысли, что цитируются мои собственные воспоминания (про детство), моими же словами. Иногда протестовала: Ленинград в 60-е и 70-е годы вовсе не был городом голодным и холодным: фрукты - только на рынке, да за бешеные деньги. И яблоки, и апельсины, и мандарины, и лимоны свободно продавались в магазинах, а сливы, виноград - в сезон.
Четвертую часть - об эмиграции и тяготах ее - проглотила в один присест и долго неровно дышала.
Пятая оставила чувство разочарования.
Вызывают уважение и почтение родители главного героя. Отец постоянно цитирует Пушкина, он просто разговаривает цитатами. И они как нельзя к месту, когда он водит гулять сына по центру Петербурга, и вызывают слезы, когда отец говорит этими цитатами на похоронах матери. Мать невозможно забыть из-за ее наказания воспитательнице детского сада. Воспитательница поставила голого мальчика на подоконник и держала его там час; мать подкараулила ее в метро и скальпелем разрезала на ней одежду до нижнего белья, потом вскочила в вагон метро и уехала. Воспитательница уволилась.
Любимая жена остается всегда на пьедестале, автор тут изменяет своему правилу считать всех настоящих мужчин и женщин существами полигамными, за что ей большое спасибо.
История врача-специалиста в России рассказана в духе баек, поэтому вызывает недоумение.
История российского врача-специалиста в Израиле рассказана с кровавым обличением местных нравов, но смазана, без глубины, и тоже в жанре баек. Чувствуется, что надо же автору показать, что "в конце концов даже этот врач нашел свое место в израильской медицине и материальное благополучие". Но не раз оказывался на пороге психического срыва вплоть до суицида.
И израильские реалии в этом романе хромают. В каких таких пробках час сидел водитель, добираясь из одного района Беер Шевы в другой, да еще в начале 90-х, когда весь город был с гулькин нос? А ведь так легко было бы написать, что полиция оцепила шоссе из-за подозрительного предмета. Это случалось сплошь и рядом и добавило бы в текст напряжения и местного колорита.
В общем, хороший роман, а если поработать над ним еще несколько месяцев, так и вообще отличный бы вышел.