В посте "Вчерашний томный вечер". Запаздывал Арестович, и я в ожидании решила посмотреть что-то другое автор поста Надя Таблер высказала удивление. Некая неведомая мне Ника Белоцерковская ну ничегошеньки не знает о России, жизнь в провинции или, того хуже(!) в деревне не представляют совсем. Надо думать, что уже лет 20 ни одна московская высоко летающая фря не побывала в отпуске на родине, ни разу за всю жизнь не поговорила с дояркой или уборщицей, - написала Надя.
Ну, насчет ездить в отпуск в деревнюк тетке, в глушь, в Саратов , чтобы на досуге в тени родных дубрав, отдыхая от содержания дворца на берегу Средиземного моря, взять интервью у дояркиподелиться с дояркой наболевшим, это мы опустим.
А только упомянула я, чтоя не какая-нибудь московская фря, питерские мы, несмотря на свое ученое звание и белые рученьки, бегающие более или менее бегло и по белым, и даже по черным клавишам фортепиано, ездила я именно что в глушь, в Куньинский район Псковской области собирать музыкальный фольклор. И навидались мы там всякого.
Я написала, что это был шок, но на самом деле меня как исследователя эмоциональная составляющая увиденного волновала не слишком сильно; кроме того, я была не одна, а со своей преподавательницей русского фольклора Е.Н Разумовской и в компании начинающего драматурга А.Железцова, который поехал с нами для сбора материалов для своего будущего шедевра. С одной стороны, я была прекрасно подготовлена к тому, что увижу, рассказами учителя, с другой - под надежным покровительством мудрой дамы и крепкого молодого человека.
Перед поездкой руководитель экспедиции сказала мне, что в русскую глубинку надо ехать в самом задрипанном виде, чтобы не слишком отличаться от местного населения. Иначе не будет к нам никакого доверия со стороны старушек, живущих на 21 рубль пенсии в месяц (о размере пенсий крестьян я знала, так как в Белгородской области, куда я ездила ежегодно на лето, пенсии были такого же размера: 21-28 рублей). Сама руководитель поехала в старом пальто, на котором красовался отпечаток утюга. Я вырядилась в видавшую виды мамину шубу из искусственного каракуля, толстую домотканую юбку и залатанный бабушкин (!) свитер, который сама она давно отнесла на чердак дачи. На головах у нас были платки и мы действительно не слишком выделялись на фоне сельчан.
Мы сели в поезд и ехали всю ночь до Великих Лук, причем я спала на верхней полке, а мои спутники слушали разговоры других пассажиров. Дело было перед октябрьскими праздниками и в поезд набилось много учащейся молодёжи мужского полу, ехавшей на выходные домой. Они играли в карты. Меня предупредили, что без мата не обходится ни одна фраза простого русского человека. Некоторые из подобных фраз записывал в блокнотик будущий драматург. Они ему внове не были, он сам из Ржева, но в русском языке всегда есть место перлам. Особенно запомнилась мне фраза бурно поспоривших между собой картежников о правилах игры, вызвавшая энтузиазм нашего руководителя: "Ты не так играешь, вот у нас в Университете..."Видимо, остальных слов мне не сообщили, жалея нежные уши.
В Великих Луках мы зашли в книжный магазин и купили там несколько книг, в частности, я - "Разговор о стихах"Эткинда и сборник стихов Д. Самойлова. Этих книг в Ленинграде в свободной продаже не было. Заодно Саша рассказал анекдот о книжном магазине.
Послали как-то темного мужичка из колхоза в райцентр купить вожжи. Тот обалдевший ходит по городку мало чего соображая и заносит его в книжный магазин.
В книжном магазине его вежливо спрашивают, что ему нужно.
- Мне бы вожжей, - говорит наш мужичок.
Продавщица решает, что его послали за портретами партийных вождей, которыми (портретами) было принято в те времена украшать красные уголки (автокорректор тоже предложил мне исправить слово вожжейна вождей) и начинает заворачивать ему портреты.
- Ты что делаешь! - возмущается наш крестьянин. - Этих же вешать надо, а мне - которые управляют!
Из Великих Лук мы поехали на автобусе в Кунью, вышли там на дорогу и полной грудью вдохнули сладкого чистого воздуха. Мы с магнитофонами ходили из избы в избу, спрашивая, а не помнит ли кто старинных песен, и некоторые старушки соглашались нам попеть. Чтобы не было впечатления, что я в основном запомнила Сашины анекдоты, напишу тут слова одной из песен, которую мы тогда записали.
Как послал брат сястру,
Сястру замуж дыляко.
О-о-о-о-ой-я-а, сястру замуж дыляко.
Ня вялел брат сястре цасто в гости ходить.
О-о-о-о-ой-я-а, цасто в гости ходить.
Не была брат у сястры
не был год, не был два.
О-о-о-о-ой-я-а, не был год, не был два.
А на третий год брату стышнилыся.
О-о-о-о-ой-я-а, брату стышнилыся.
Ты сястрицюшка, бяла лябедушка.
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Отворяй ворота, впускай брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успускай брата!
Ой ты братец мой, ой ты брат дырагой!
О-о-о-о-ой-я-а, ой ты брат дырагой!
Я пойду спрошу у свякровушки.
О-о-о-о-ой-я-а, у свякровушки.
Ты свякровушка, родна матушка!
О-о-о-о-ой-я-а, родна матушка!
Отворю я ворота, успущу я брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успущу я брата!
Ты нявенюшка, бяла лябедушка!
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Ты пойди спроси у свёкра свойго.
О-о-о-о-ой-я-а, у свёкра свойго.
Ой ты свёкор-свёкорок, родный татка мой!
О-о-о-о-ойя, родный татка мой!
Отворю я ворота, успущу я брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успущу я брата!
Ты нявенюшка, бяла лябедушка!
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Ты пойди спроси у золовушек.
О-о-о-о-ой-я-а, у золовушек.
Ты золовушка, родна сястрица!
О-о-о-о-ой-я-а, родна сястрица!
Отворю я ворота, успущу я брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успущу я брата!
Ты нявенюшка, бяла лябедушка!
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Ты пойди спроси у деверька свойго.
О-о-о-о-ой-я-а, у деверька свойго.
...
Ой ты братец мой, родный брат, дорогой!
Как твойму лицу, так мойму життю!
Мелодия песни плавно и спокойно вертится внутри тонической квинты с мажорной терцией, излучает благостность и полное умиротворение. Песня пелась во время прядения пряжи. Повествование об унижении достоинства (у брата лицу что? оно покраснело от гнева, от стыда, от жалости за сестру?) ведется как о норме бытия.
Главное, что поразило меня в русской глухой деревне (а мы забирались подальше от цивилизации, куда еще не докатился голубой глаз) - это доброжелательность, открытость русских женщин, гостеприимство, все они издалека принимали нас за своих дальних родственников, видимо, решивших в кои-то веки их навестить, принимались угощать чем бог послал; и враждебность и недоверие, а порой и хамство молодых парней, встречавшихся нам. Порой они запрещали своим пожилым родственницам с нами общаться, и приходилось тогда вытаскивать бумагу с просьбой оказывать нам помощь, подписанную директором Музыкального училища при Ленинградской консерватории. Вообще в основном мы на селе видели или старых старушек или молодых парней.
Ночевали мы в домах у местного населения. Одна из молодых хозяек, которой посчастливилось, что ее муж не употреблял алкоголя, рассказала нам, что их богатый относительно дом целиком заслуга ее мужа (и ее). У них у единственных в округе есть масло, она сама его взбивает и даже разрешила мне повзбивать вручную это масло. Другие, у кого нет коров, живут впроголодь, а содержать корову не так легко, да и не все, кто держит корову, делают себе масло, творог и сметану, а она все это делает сама и поэтому у них все есть. Их хата была обставлена очень красивой мебелью, какой и в городе не сыскать, потому что селам в те времена было преимущество в снабжении, да только мало кто работал так хорошо как ее муж и она и не тратил зарплату на водку.
С собой еду мы взяли: я сухофрукты и орехи, остальные члены экспедиции - консервы; нас угощали хлебом, молоком, даже борщом. Одинокие старушки в основном питаются картошкой.
Одна из встреченных персонажей в этой экспедиции оказалась слишком похожей на ведьму, чтобы не испугаться. Черная старушка, худая и скрюченная, сразу стала рассказывать нам про свой колтун, что она много лет не может расчесать волосы, напела несколько не вполне обычных песен, показала свою козу и избу, в которой живет. Изба больше была похожа на чулан. Абсолютно черная и снаружи, и изнутри. Вообще все встреченные нами люди (кроме молодых парней) сходу начинали рассказывать нам истории своих жизней. Была бы я Диной Рубиной, проект книги бы из той экспедиции привезла бы.
Много нам пели причитаний (плачей, жанр похоронно-поминального или свадебного фольклора) и рассказывали о своих ушедших в иной мир супругах, сыновьях, матерях. Рассказывали со смехом о том, как ишачили в колхозах "за палочки", как жили в ссылке, как кто вернулся из ссылок (за колоски) и кто не вернулся. Рассказывали и про немцев, но чувствовалось, что главным для них террористом была советская власть.
С удовольствием рассказывали разные страшилки о маньяках, бродящих в округе: того убили, и ту убили, и вы смотрите в оба, у нас тут ходить опасно!
Саша Ж. нашел старичка (большая редкость для русской деревни - живой старик), который играл на скрипке и много ему рассказывал баек и присказок.
Мы провели в Куньинском районе 5 дней и хорошо отдохнули от советской пропаганды, нигде там на проселочных дорогах не было никаких лозунгов, и радио мы тоже не слышали, не говоря о ТВ, хотя у той крестьянки, у которой непьющий муж, телевизор был.
![]()
Ну, насчет ездить в отпуск в деревню
А только упомянула я, что
Я написала, что это был шок, но на самом деле меня как исследователя эмоциональная составляющая увиденного волновала не слишком сильно; кроме того, я была не одна, а со своей преподавательницей русского фольклора Е.Н Разумовской и в компании начинающего драматурга А.Железцова, который поехал с нами для сбора материалов для своего будущего шедевра. С одной стороны, я была прекрасно подготовлена к тому, что увижу, рассказами учителя, с другой - под надежным покровительством мудрой дамы и крепкого молодого человека.
Перед поездкой руководитель экспедиции сказала мне, что в русскую глубинку надо ехать в самом задрипанном виде, чтобы не слишком отличаться от местного населения. Иначе не будет к нам никакого доверия со стороны старушек, живущих на 21 рубль пенсии в месяц (о размере пенсий крестьян я знала, так как в Белгородской области, куда я ездила ежегодно на лето, пенсии были такого же размера: 21-28 рублей). Сама руководитель поехала в старом пальто, на котором красовался отпечаток утюга. Я вырядилась в видавшую виды мамину шубу из искусственного каракуля, толстую домотканую юбку и залатанный бабушкин (!) свитер, который сама она давно отнесла на чердак дачи. На головах у нас были платки и мы действительно не слишком выделялись на фоне сельчан.
Мы сели в поезд и ехали всю ночь до Великих Лук, причем я спала на верхней полке, а мои спутники слушали разговоры других пассажиров. Дело было перед октябрьскими праздниками и в поезд набилось много учащейся молодёжи мужского полу, ехавшей на выходные домой. Они играли в карты. Меня предупредили, что без мата не обходится ни одна фраза простого русского человека. Некоторые из подобных фраз записывал в блокнотик будущий драматург. Они ему внове не были, он сам из Ржева, но в русском языке всегда есть место перлам. Особенно запомнилась мне фраза бурно поспоривших между собой картежников о правилах игры, вызвавшая энтузиазм нашего руководителя: "Ты не так играешь, вот у нас в Университете..."Видимо, остальных слов мне не сообщили, жалея нежные уши.
В Великих Луках мы зашли в книжный магазин и купили там несколько книг, в частности, я - "Разговор о стихах"Эткинда и сборник стихов Д. Самойлова. Этих книг в Ленинграде в свободной продаже не было. Заодно Саша рассказал анекдот о книжном магазине.
Послали как-то темного мужичка из колхоза в райцентр купить вожжи. Тот обалдевший ходит по городку мало чего соображая и заносит его в книжный магазин.
В книжном магазине его вежливо спрашивают, что ему нужно.
- Мне бы вожжей, - говорит наш мужичок.
Продавщица решает, что его послали за портретами партийных вождей, которыми (портретами) было принято в те времена украшать красные уголки (автокорректор тоже предложил мне исправить слово вожжейна вождей) и начинает заворачивать ему портреты.
- Ты что делаешь! - возмущается наш крестьянин. - Этих же вешать надо, а мне - которые управляют!
Из Великих Лук мы поехали на автобусе в Кунью, вышли там на дорогу и полной грудью вдохнули сладкого чистого воздуха. Мы с магнитофонами ходили из избы в избу, спрашивая, а не помнит ли кто старинных песен, и некоторые старушки соглашались нам попеть. Чтобы не было впечатления, что я в основном запомнила Сашины анекдоты, напишу тут слова одной из песен, которую мы тогда записали.
Как послал брат сястру,
Сястру замуж дыляко.
О-о-о-о-ой-я-а, сястру замуж дыляко.
Ня вялел брат сястре цасто в гости ходить.
О-о-о-о-ой-я-а, цасто в гости ходить.
Не была брат у сястры
не был год, не был два.
О-о-о-о-ой-я-а, не был год, не был два.
А на третий год брату стышнилыся.
О-о-о-о-ой-я-а, брату стышнилыся.
Ты сястрицюшка, бяла лябедушка.
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Отворяй ворота, впускай брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успускай брата!
Ой ты братец мой, ой ты брат дырагой!
О-о-о-о-ой-я-а, ой ты брат дырагой!
Я пойду спрошу у свякровушки.
О-о-о-о-ой-я-а, у свякровушки.
Ты свякровушка, родна матушка!
О-о-о-о-ой-я-а, родна матушка!
Отворю я ворота, успущу я брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успущу я брата!
Ты нявенюшка, бяла лябедушка!
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Ты пойди спроси у свёкра свойго.
О-о-о-о-ой-я-а, у свёкра свойго.
Ой ты свёкор-свёкорок, родный татка мой!
О-о-о-о-ойя, родный татка мой!
Отворю я ворота, успущу я брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успущу я брата!
Ты нявенюшка, бяла лябедушка!
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Ты пойди спроси у золовушек.
О-о-о-о-ой-я-а, у золовушек.
Ты золовушка, родна сястрица!
О-о-о-о-ой-я-а, родна сястрица!
Отворю я ворота, успущу я брата!
О-о-о-о-ой-я-а, успущу я брата!
Ты нявенюшка, бяла лябедушка!
О-о-о-о-ой-я-а, бяла лябедушка!
Ты пойди спроси у деверька свойго.
О-о-о-о-ой-я-а, у деверька свойго.
...
Ой ты братец мой, родный брат, дорогой!
Как твойму лицу, так мойму життю!
Мелодия песни плавно и спокойно вертится внутри тонической квинты с мажорной терцией, излучает благостность и полное умиротворение. Песня пелась во время прядения пряжи. Повествование об унижении достоинства (у брата лицу что? оно покраснело от гнева, от стыда, от жалости за сестру?) ведется как о норме бытия.
Главное, что поразило меня в русской глухой деревне (а мы забирались подальше от цивилизации, куда еще не докатился голубой глаз) - это доброжелательность, открытость русских женщин, гостеприимство, все они издалека принимали нас за своих дальних родственников, видимо, решивших в кои-то веки их навестить, принимались угощать чем бог послал; и враждебность и недоверие, а порой и хамство молодых парней, встречавшихся нам. Порой они запрещали своим пожилым родственницам с нами общаться, и приходилось тогда вытаскивать бумагу с просьбой оказывать нам помощь, подписанную директором Музыкального училища при Ленинградской консерватории. Вообще в основном мы на селе видели или старых старушек или молодых парней.
Ночевали мы в домах у местного населения. Одна из молодых хозяек, которой посчастливилось, что ее муж не употреблял алкоголя, рассказала нам, что их богатый относительно дом целиком заслуга ее мужа (и ее). У них у единственных в округе есть масло, она сама его взбивает и даже разрешила мне повзбивать вручную это масло. Другие, у кого нет коров, живут впроголодь, а содержать корову не так легко, да и не все, кто держит корову, делают себе масло, творог и сметану, а она все это делает сама и поэтому у них все есть. Их хата была обставлена очень красивой мебелью, какой и в городе не сыскать, потому что селам в те времена было преимущество в снабжении, да только мало кто работал так хорошо как ее муж и она и не тратил зарплату на водку.
С собой еду мы взяли: я сухофрукты и орехи, остальные члены экспедиции - консервы; нас угощали хлебом, молоком, даже борщом. Одинокие старушки в основном питаются картошкой.
Одна из встреченных персонажей в этой экспедиции оказалась слишком похожей на ведьму, чтобы не испугаться. Черная старушка, худая и скрюченная, сразу стала рассказывать нам про свой колтун, что она много лет не может расчесать волосы, напела несколько не вполне обычных песен, показала свою козу и избу, в которой живет. Изба больше была похожа на чулан. Абсолютно черная и снаружи, и изнутри. Вообще все встреченные нами люди (кроме молодых парней) сходу начинали рассказывать нам истории своих жизней. Была бы я Диной Рубиной, проект книги бы из той экспедиции привезла бы.
Много нам пели причитаний (плачей, жанр похоронно-поминального или свадебного фольклора) и рассказывали о своих ушедших в иной мир супругах, сыновьях, матерях. Рассказывали со смехом о том, как ишачили в колхозах "за палочки", как жили в ссылке, как кто вернулся из ссылок (за колоски) и кто не вернулся. Рассказывали и про немцев, но чувствовалось, что главным для них террористом была советская власть.
С удовольствием рассказывали разные страшилки о маньяках, бродящих в округе: того убили, и ту убили, и вы смотрите в оба, у нас тут ходить опасно!
Саша Ж. нашел старичка (большая редкость для русской деревни - живой старик), который играл на скрипке и много ему рассказывал баек и присказок.
Мы провели в Куньинском районе 5 дней и хорошо отдохнули от советской пропаганды, нигде там на проселочных дорогах не было никаких лозунгов, и радио мы тоже не слышали, не говоря о ТВ, хотя у той крестьянки, у которой непьющий муж, телевизор был.