Прочитала две книги: "Не вычеркивай меня из списка"Дины Рубиной и "Деревянное яблоко свободы"Владимира Войновича.
Первую читала в бумажном варианте, вторую в интернете онлайн.
Дину Рубину я зареклась читать после "Бабьего ветра", однако муж дарит, и я читаю. "Маньяк Гуревич"был написан на скорую руку, и, хотя байки качественные и сюжет актуальный и близкий, и прототипа моя подруга знает лично, все оставил некоторое разочарование. "Не вычёркивай меня из списка"немного объясняет (но не оправдывает) сырую, недоработанную, неотшлифованную предыдущую работу писательницы. Ее мать тяжело болела, было много переживаний.
Книга автобиографическая. Часть историй уже нам знакома ("Душегубица", "Дорога домой", например), но большая часть - новые. Открывается книга с рассказа об армейской службе художника Бориса Карафелова: "... в армию его призвали с третьего курса художественного училища. Тогда это казалось нормальным (...).
- Вернёшься, дорисуешь, - буднично бросил майор на призывном пункте, - вот Родине долг отдашь. Подождут твои краски-кисточки..."
Переписка с другом, голодная нищенская юность, галерея разных типов, тоска по уединению, возможность творчества даже тут, все написано со вкусом, все вызывает сострадание, восхищение, глубоко погружает в далекую для нас нынешних обстановку.
Название книге дало повествование о последних годах и предсмертных словах родителей. Неважно, Дины или моих, ваших или родителей друзей - это царапающие сердце рассказы о том, как уходят наши близкие, прожившие долгие, насыщенные событиями жизни. Отошедшая от реальности, но сохраняющая связь с ней, больная Альцгеймером или чем-то сходным мама то присущим ей тоном педагога, с прекрасными актерскими способностями говорит что-то несусветное, то бросает ей как бы невпопад: "Не вычеркивай меня из списка. На всякий случай". За границей жизни и смерти они дадут нам о себе знать, знают, что смогут и просят верить.
Очень сильная вещь.
"Альт перелетный" - рассказ о неприспособленности к материальной стороне жизни советских интеллигентов.
"Я и ты под персиковыми облаками" - рассказ об ушедшей из жизни собаке. О друге, подарившем столько веселых и волнующих переживаний, рассказ, полный любви и благодарности.
Книга "Деревянное яблоко свободы"Владимира Войновича совсем другого рода. Она написана была по заказу Политиздата в 1968 году для, как я предполагаю, отвлечения некоторых свободомыслящих писателей от злободневных тем. Приглашаемым к участию авторам, среди которых оказался и я, предлагался список рекомендованных ЦК КПСС и Институтом марксизма-ленинизма революционеров всех времен и народов, включая, разумеется, русских. Русские в списке составляли, естественно, большинство. Я в то время уже писал роман о солдате Чонкине, и мне не очень хотелось влезать в далекую историю, тем более что никакой склонности к историческому жанру я в себе не ощущал. Но, понимая, что Чонкин на том этапе вряд ли меня прокормит, я согласился принять участие в серии. Из предложенных кандидатур выбрал Веру Фигнер, потому что она не была большевичкой, потому что интересовался историей организованного террора в России и потому что о добольшевистских временах можно было писать более или менее правдиво.
(...) Террор в истории человечества применялся одними людьми против других всегда, начиная с Каина. Но народовольцы стали родоначальниками террора организованного. Эти люди, по словам Ленина, страшно далекие от народа, были первыми, кто поставили политические убийства на поток, сделали их главным смыслом своей борьбы и готовы были расплачиваться за содеянное собственными жизнями. Народовольцы были романтиками, склонными, естественно, к возвышенной романтической фразеологии. Им не хотелось называть своими словами то, чем они занимались, поэтому они политические убийства именовали красиво: борьбой по способу Вильгельма Телля и Шарлоты Корде. А вот их индийские последователи то же самое уже называли русским способом. Будучи предтечей нынешних террористов, народовольцы были тоже вполне безжалостны, но все же не столь неразборчивы в средствах и целях. Они не приводили в действие заряды в местах скопления мирных жителей, не подрывали жилые дома и пассажирские средства передвижения, не захватывали заложников, не отрезали им головы и не убивали детей.
Книга все же получилась неровная, хотя автор в предисловии пишет, что впоследствии доработал ее. Некоторые страницы написаны вдохновенно, вполне в его стиле и духе, с присущим ему мастерством. Другие - просто набор информативных предложений, перечисление событий. Одновременно с чтением этой книги попался мне на глаза пост уважаемого idelsongО военной тайне. Он рассуждает о художественных и моральных достоинствах рассказа Аркадия Гайдара. Отметив, что художественные достоинства прозы Гайдара вне сомнения, он пишет о природе шахидизма, или, как это называет Гирш Бен Арье, шаhаде. В ее основе, по мнению автора, лежит любовь.
— Что это за страна? — воскликнул тогда удивлённый Главный Буржуин. — Что же это такая за непонятная страна, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну и так крепко держат своё твёрдое слово?
Тайна, очевидно, невербальна, - пишет idelsong, - потому буржуины, как Вольдеморт, не могут о ней догадаться. А свои все ее знают, потому что для них она очевидна. Тайна - это любовь и шаhада во имя любви.
И далее: Понятно, насколько книга этически порочна, хотя не думаю, что она не искренняя. Но давайте разделять между качеством прозы и этическими оценками, которые нам легко давать через почти 90 лет.
Войнович говорит о вере Веры Фигнер. Из его книги можно сделать вывод, как заразительны идеи подвижничества во имя высокой цели. Как они заполняют жизнь, как делают жизнь содержательной, осмысленной, важной и нужной, как такие идеи, став во главе организации, превращают ее в секту, а таинственность и опасность добавляют вкуса жизни. И сквозь текст проступает ужас основного, через что переступают члены секты - допущение убийства как дозволенного и нужного действия.
Еще автор отмечает, что революционное движение стало просто модным. И что Европе удалось избежать призрака коммунизма из-за гибкости и умения идти на компромиссы.
Любителям Войновича книгу о Вере Фигнер я советую, но вполне можно бросить ее на середине. Дину Рубину же рекомендую весьма.
Кстати, был недавно разговор с одним просвещенным человеком о Дине Рубиной. И он сказал, что прочел только "Синдикат"и больше и слышать о ней не хочет. Книга "Синдикат" - скандальная безусловно, но как же точно она передает дух и стиль израильтян определенного круга 90-х годов! Лично мне совершенно неважно, что прототипы узнали в героях себя и свои отрицательные черты. Мне была важна радость узнавания. А в гоголевском "Ревизоре"мало ли чиновников себя узнали?
То же самое я слышала об Улицкой. "Я прочитал "Даниэль Штайн, переводчик"и больше и слышать об Улицкой не хочу, не то что читать! Она все переврала! Там и география не та, и история была не такая, и идеи негодные..."
Все же люди путают художественную правду и историческую. Ну, и историческая у многих своя. А с идеей можно спорить, о ней можно задуматься, о ней лучше поразмышлять.
Первую читала в бумажном варианте, вторую в интернете онлайн.
Дину Рубину я зареклась читать после "Бабьего ветра", однако муж дарит, и я читаю. "Маньяк Гуревич"был написан на скорую руку, и, хотя байки качественные и сюжет актуальный и близкий, и прототипа моя подруга знает лично, все оставил некоторое разочарование. "Не вычёркивай меня из списка"немного объясняет (но не оправдывает) сырую, недоработанную, неотшлифованную предыдущую работу писательницы. Ее мать тяжело болела, было много переживаний.
Книга автобиографическая. Часть историй уже нам знакома ("Душегубица", "Дорога домой", например), но большая часть - новые. Открывается книга с рассказа об армейской службе художника Бориса Карафелова: "... в армию его призвали с третьего курса художественного училища. Тогда это казалось нормальным (...).
- Вернёшься, дорисуешь, - буднично бросил майор на призывном пункте, - вот Родине долг отдашь. Подождут твои краски-кисточки..."
Переписка с другом, голодная нищенская юность, галерея разных типов, тоска по уединению, возможность творчества даже тут, все написано со вкусом, все вызывает сострадание, восхищение, глубоко погружает в далекую для нас нынешних обстановку.
Название книге дало повествование о последних годах и предсмертных словах родителей. Неважно, Дины или моих, ваших или родителей друзей - это царапающие сердце рассказы о том, как уходят наши близкие, прожившие долгие, насыщенные событиями жизни. Отошедшая от реальности, но сохраняющая связь с ней, больная Альцгеймером или чем-то сходным мама то присущим ей тоном педагога, с прекрасными актерскими способностями говорит что-то несусветное, то бросает ей как бы невпопад: "Не вычеркивай меня из списка. На всякий случай". За границей жизни и смерти они дадут нам о себе знать, знают, что смогут и просят верить.
Очень сильная вещь.
"Альт перелетный" - рассказ о неприспособленности к материальной стороне жизни советских интеллигентов.
"Я и ты под персиковыми облаками" - рассказ об ушедшей из жизни собаке. О друге, подарившем столько веселых и волнующих переживаний, рассказ, полный любви и благодарности.
Книга "Деревянное яблоко свободы"Владимира Войновича совсем другого рода. Она написана была по заказу Политиздата в 1968 году для, как я предполагаю, отвлечения некоторых свободомыслящих писателей от злободневных тем. Приглашаемым к участию авторам, среди которых оказался и я, предлагался список рекомендованных ЦК КПСС и Институтом марксизма-ленинизма революционеров всех времен и народов, включая, разумеется, русских. Русские в списке составляли, естественно, большинство. Я в то время уже писал роман о солдате Чонкине, и мне не очень хотелось влезать в далекую историю, тем более что никакой склонности к историческому жанру я в себе не ощущал. Но, понимая, что Чонкин на том этапе вряд ли меня прокормит, я согласился принять участие в серии. Из предложенных кандидатур выбрал Веру Фигнер, потому что она не была большевичкой, потому что интересовался историей организованного террора в России и потому что о добольшевистских временах можно было писать более или менее правдиво.
(...) Террор в истории человечества применялся одними людьми против других всегда, начиная с Каина. Но народовольцы стали родоначальниками террора организованного. Эти люди, по словам Ленина, страшно далекие от народа, были первыми, кто поставили политические убийства на поток, сделали их главным смыслом своей борьбы и готовы были расплачиваться за содеянное собственными жизнями. Народовольцы были романтиками, склонными, естественно, к возвышенной романтической фразеологии. Им не хотелось называть своими словами то, чем они занимались, поэтому они политические убийства именовали красиво: борьбой по способу Вильгельма Телля и Шарлоты Корде. А вот их индийские последователи то же самое уже называли русским способом. Будучи предтечей нынешних террористов, народовольцы были тоже вполне безжалостны, но все же не столь неразборчивы в средствах и целях. Они не приводили в действие заряды в местах скопления мирных жителей, не подрывали жилые дома и пассажирские средства передвижения, не захватывали заложников, не отрезали им головы и не убивали детей.
Книга все же получилась неровная, хотя автор в предисловии пишет, что впоследствии доработал ее. Некоторые страницы написаны вдохновенно, вполне в его стиле и духе, с присущим ему мастерством. Другие - просто набор информативных предложений, перечисление событий. Одновременно с чтением этой книги попался мне на глаза пост уважаемого idelsongО военной тайне. Он рассуждает о художественных и моральных достоинствах рассказа Аркадия Гайдара. Отметив, что художественные достоинства прозы Гайдара вне сомнения, он пишет о природе шахидизма, или, как это называет Гирш Бен Арье, шаhаде. В ее основе, по мнению автора, лежит любовь.
— Что это за страна? — воскликнул тогда удивлённый Главный Буржуин. — Что же это такая за непонятная страна, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну и так крепко держат своё твёрдое слово?
Тайна, очевидно, невербальна, - пишет idelsong, - потому буржуины, как Вольдеморт, не могут о ней догадаться. А свои все ее знают, потому что для них она очевидна. Тайна - это любовь и шаhада во имя любви.
И далее: Понятно, насколько книга этически порочна, хотя не думаю, что она не искренняя. Но давайте разделять между качеством прозы и этическими оценками, которые нам легко давать через почти 90 лет.
Войнович говорит о вере Веры Фигнер. Из его книги можно сделать вывод, как заразительны идеи подвижничества во имя высокой цели. Как они заполняют жизнь, как делают жизнь содержательной, осмысленной, важной и нужной, как такие идеи, став во главе организации, превращают ее в секту, а таинственность и опасность добавляют вкуса жизни. И сквозь текст проступает ужас основного, через что переступают члены секты - допущение убийства как дозволенного и нужного действия.
Еще автор отмечает, что революционное движение стало просто модным. И что Европе удалось избежать призрака коммунизма из-за гибкости и умения идти на компромиссы.
Любителям Войновича книгу о Вере Фигнер я советую, но вполне можно бросить ее на середине. Дину Рубину же рекомендую весьма.
Кстати, был недавно разговор с одним просвещенным человеком о Дине Рубиной. И он сказал, что прочел только "Синдикат"и больше и слышать о ней не хочет. Книга "Синдикат" - скандальная безусловно, но как же точно она передает дух и стиль израильтян определенного круга 90-х годов! Лично мне совершенно неважно, что прототипы узнали в героях себя и свои отрицательные черты. Мне была важна радость узнавания. А в гоголевском "Ревизоре"мало ли чиновников себя узнали?
То же самое я слышала об Улицкой. "Я прочитал "Даниэль Штайн, переводчик"и больше и слышать об Улицкой не хочу, не то что читать! Она все переврала! Там и география не та, и история была не такая, и идеи негодные..."
Все же люди путают художественную правду и историческую. Ну, и историческая у многих своя. А с идеей можно спорить, о ней можно задуматься, о ней лучше поразмышлять.