В музыкальном училище им. Римского-Корсакова в конце 70-х годов очень выделялся студент-композитор Володя Радченков. Если большинство из нас загибались от тяжести домашних заданий и суровости их оценки, то он казался неутомимым. В перерывах он бросался к роялю и играл, что-то кому-то рассказывая, или шел на лестницу черного хода, где занимались духовики и контрабасисты, и расспрашивал их об особенностях инструментов и приемов игры на них, просил порой дать ему самому поиграть (инструменталисты потом иногда сами находили его и дорассказывали что-то). Затем он обязан был поделиться с кем-то полученными знаниями, поэтому мы, его однокурсники, задолго до курса инструментоведения уже знали и о фруллато, и о различных приемах струнных. Не знаю, с первого ли курса училища или немного позже, Володя начал ходить на заседания Союза композиторов, слушать новые произведения и их обсуждения. Из них он почерпнул много вещей «не по программе», которыми делился с нами в силу своего невероятно общительного характера, в силу своей страсти к музыке, к профессии. Именно от него я узнала о пуантилизме, алеаторике, сонористике, Пендерецком, Штокхаузене и других композиторах-авангардистах. Именно из-за него я взяла в библиотеке книгу Ц. Когоутека "Техника композиции в музыке ХХ века,"цитатами из которой он, к счастью, прожужжал мне все уши. Его ответы на занятиях стали по-композиторски насыщенными, точными, основанными на знании всего контекста создания произведения. Его знания уже тогда выявляли широкое знакомство с музыкой, далекой от училищной программы. В ту пору, когда не было интернета, это поражало. Суждения его были четкими и определенными, порой обескураживающе безапелляционными, но за ними всегда чувствовалось прекрасное владение материалом. Мне довелось тогда прочесть его курсовую работу по анализу на 3 курсе. Она была написана на высочайшем профессиональном, академическом уровне и по языку, и по содержанию.
Володя был разносторонне образованным человеком уже во время учебы в училище. Он сыпал цитатами из читанных и не читанных мною романов и пьес, даже не допуская мысли, что я (или кто-то другой) может не знать, откуда она. Когда мы писали сочинение по литературе, он никогда не брал темы типа «Образ убиенной старушки» или «Великий перелом и его изображение в романе». Он – может быть, единственный со всего курса - всегда брал неизменно предлагаемую нашим преподавателем тему «Художественные особенности романа (поэмы)». При этом он довольно громко говорил вслух: «Эх, замахнусь на «художественные особенности»! Рискну!» При том, что на занятиях литературы у нас никогда не шла речь о том, что у романов могут быть какие бы то ни было художественные достоинства. Только идейные. И Володя получал 3 или 4. Когда у нас на 4-м курсе ввели курс «Истории смежных искусств» (о живописи, театре), ему он казался скучным, он все это давно знал, и гораздо лучше, чем нам рассказывали.
Володя очень любил импровизировать и одно время серьезно увлекался джазом. В бытность свою студентом Ленинградской консерватории, в 1984 г. вместе с несколькими другими ленинградскими студентами-джазистами (Максимом Леонидовым, например) он приезжал в Вильнюс на межреспубликанский конкурс джазовой импровизации. В конкурсе участвовали литовские, ленинградские, белорусские студенты, но первое место получил тогда уже солист Бакинской филармонии 19-летний Леонид Пташка. Один из вечеров, проведенный с участниками конкурса в битком набитой 10-метровой общежитской комнате, я не забуду никогда. Начав с обсуждения актуалий конкурса, плавно (и довольно быстро) перешли к анекдотам. Еще до перестройки, то есть поначалу озираясь по сторонам и приглядываясь к реакции собеседников. Лидировали в этом «кто кого пересмешит» Володя Радченков и Леонид Пташка. Не было ему равных в пародии на советских руководителей. Под утро мы с подругой вышли из комнаты с незакрывающимися от многочасового смеха ртами.
Тем временем Володя, влюбленный в музыку, всегда тяготеющий к исполнителям, нашел свой собственный путь в классической музыке. Он увлекся клавесином. Привожу выдержку из сайта Петербургской капеллы http://capella-spb.ru/ru/article/show/content/id/1638/section/19:
Игре на клавесине обучался сначала в классе профессора Ивана Розанова, далее совершенствовался под руководством Кетила Хаугсанда, Кристофера Стембриджа, Эдуарда Парментайера. Исполнительскую деятельность начал в 1986 году. В составе различных ансамблей участвовал во многих международных проектах и фестивалях старинной музыки как в России, так и в странах Европы (добавим: и стал лауреатом нескольких конкурсов).
С 1989 года Владимир Радченков регулярно выступает с оригинальными сольными программами в Малом зале Санкт-Петербургской филармонии, в Академической Капелле Санкт-Петербурга. Репертуар музыканта охватывает всю историю клавесинной музыки.
Володя знал чуть ли не каждую ноту, написанную для клавесина, и вплотную занялся русской клавесинной музыкой. Да-да, кто бы мог подумать, что таковая существует? Он сидел в архивах и нашел немало дотоле неизвестных произведений итальянских композиторов, работавших в Петербурге (Винченцо Манфредини, Джованни Марко Рутини, Бальдассаре Галуппи) и их российских учеников (таковыми были Василий Пашкевич, Максим Березовский, Степан Дегтярев, Дмитрий Бортнянский).
Нашел он и единомышленников, Российский ансамбль старинной музыки (Musica Antiqua Russica), специализирующийся на исполнении только что найденных произведений, и выступал с ними.
Выступая с концертами, Володя Радченков предварял исполнение несколькими словами о произведениях, и слова эти были результатом глубоких знаний. Его аннотации к дискам «тянут» не на одну, а на пару диссертаций. Несколько лет назад его приняли в аспирантуру Российского института истории искусств, он писал диссертацию, материал которой у него был уже практически собран за несколько десятилетий.
Изучив клавесин со свойственной ему дотошностью, страстностью и высоким профессионализмом, он стал экспертом по этому инструменту. На концерте в Шереметевском дворце 20.09.2013 он с гордостью показывал мне клавесин отличного тона, недавно сделанный обрусевшим итальянцем Энтони Бонамичи, о котором он также рассказал мне в превосходных степенях.
А вот его статья о клавесинах Э. Бонамичи: http://www.clavecins.ru/feedback.html
Володя был одержим музыкой и мечтал поделиться своими находками, своими знаниями. Он выступал с концертами, сидел в архивах в поисках старых произведений, сочинял музыку по заказу и очень хотел преподавать. В родном училище несколько раз освобождалось место преподавателя музыкальной литературы, анализа, но всякий раз брали не его. Ему удалось устроиться в родных стенах преподавателем факультативов: композиции для теоретиков, клавесина и барочной импровизации для пианистов. Постепенно его класс клавесина рос, уважение к нему возрастало. Но это было каплей в море по сравнению с тем, что Володя мог бы дать студентам. Историю клавесина ему надо было бы преподавать в консерватории. А в училище ему надо было бы преподавать музыкальную литературу для музыковедов. Что этому помешало? Его нестандартный внешний вид, оскорбляющий чье-то эстетическое чуйство? Или нестандартное мышление, основанное на знании самой музыки и независимость суждений?
Володя родился в простой семье, где очень любили музыку. Его папа был водителем автобуса, а мама домохозяйкой. Володя рассказывал о разговорах ленинградских водителей автобусов – коллег отца. О чем они говорили? Об искусстве, о классической современной польской музыке, о Лютославском… Поразительно… Папа воспитывал Володю в любви к родным местам. Они садились в любой рейсовый автобус и ехали до кольца, затем гуляли в окрестностях. Приезжая домой, читали о тех местах, где гуляли. Или наоборот: папа сначала читал, потом они ехали, гуляли, и папа рассказывал. Володя любил и, казалось, досконально знал Ленинград и все его исторические пригороды.
Он был не только Музыкантом, он был поразительным Человеком. Вот как написала о нем его коллега Дарья Лебедева ВКонтакте:
Сегодня утром в александровской больнице на 53 году жизни скончался совершенно уникальный музыкант, Владимир Радченков...
Богом поцелованный, мы всегда это знали... Бегали вокруг, суетились, как тогда - при знакомстве еще в 90е гг, так и позже...
Всегда знали, что говорить с ним на одном уровне не будем никогда... Огромный талант и бесконечная доброта...
Терпеливый со студентами, впрочем, с любыми людьми, терпеливый к жизни, скромный и поражающий воображение одновременно...
Как стесняешься порой задать глупый вопрос такому Мастеру, как поражаешься такой глубине знаний, удивительной эрудиции, феноменальной памяти, воображению, выдумке истинного Творца!
Сколько было планов...
Умер не просто преподаватель училища Римского-Корсакова, наставник по барочной импровизации у пианистов, -- умер уникальный исполнитель, который мог научить, открыть секреты, истины об уникальном инструменте... О том, о чем в книгах не прочтешь. Выдающийся интерпретатор, говорящий с избранными на одном языке.
Как радовался Владимир Михайлович появлению в камерных залах Мариинки-2 концертного клавичембало, как много тематических концертов было задумано...
Последней темой, занимавшей мысли Владимира Михайловича была ( по моим сведениям) клавесинная музыка Й. Гайдна, с "абендом"Гайдна он собирался ехать на гастроли в Архангельск, больше (к сожалению) мне не было известно…
Тут написано «скромный». Да, невероятно скромный, всегда умалчивавший о своих достижениях и всегда восхищающийся достижениями других, выдвигающий достоинства и заслуги коллег на первый план. Человек необыкновенного благородства.
Это был настоящий друг, не просто умеющий поддержать, но «не умеющий не поддержать». Помню, как в отчаянии я восклицала, что ни на что не гожусь, не понимаю, не могу и не способна, а он спокойно сказал: «Ты можешь наговаривать на себя все, что хочешь. Мы тебя знаем как облупленную и знаем, что ты не такая. Все ты прекрасно слышишь и можешь». За друзей он неизменно вставал горой.
Он мог бы давно поступить в аспирантуру, но предпочел, чтобы сначала поступила в аспирантуру его жена, всячески поддерживая ее в профессиональном смысле. Он трогательно заботился о своем сыне. Сын в детстве хотел иметь домашнее животное, но выяснилось, что у него аллергия. Володя разузнал, что единственное животное, от которого не бывает аллергии, это шиншилла, и купил для него шиншиллу.
Это был на редкость отзывчивый человек. Однажды я, живя в другой стране, попросила его сходить с моей одинокой ленинградской престарелой тетей в магазин и помочь ей купить телевизор. Несмотря на свою занятость, Володя нашел время, сходил с ней и помог донести до дома. Тетя всегда ходила на его концерты и по возможности приносила ему цветы.
Я уехала из Ленинграда в 1983 году в Вильнюс, а затем в Израиль. Некоторое время мы интенсивно переписывались. Было это во время обычной переписки, не электронной. Он писал редко, иногда раз в год, но всегда огромными "простынями", на чтение которых уходил целый вечер. Это были вдохновенные поэмы о возрождающемся Петербурге, об отреставрированных дворцах и открытых в них для широкой публики залах, где снова начала звучать музыка. Это были написанные блестящим стилем, с искрометным юмором "отчеты"о его работе и рассказы о новых находках, новых проектах, статьях и гастролях.
Некоторое время назад я перебирала его письма и мне захотелось поместить в ЖЖ отрывки из них. Еще 10 дней назад можно было попросить его разрешения на это, а сейчас уже нет.
Совсем недавно я упоминала его в ЖЖ. Приезжая на гастроли в Вильнюс, он неизменно навещал мою семью, мы с детьми ходили на его концерты, и после него он разрешил как-то моим крошкам подойти к клавесину, показал клавиатуру...
Сейчас я ищу в интернете сведения о нем и наткнулась на интересное интервью, отрывок из которого предлагаю. Интервьюер – А. Прахт, работа называется ОСОБЕННОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ И ФУНКЦИОНАЛЬНОСТИ КЛАВЕСИНА В НОВОМ КАЧЕСТВЕ ЕГО ЗВУКОВЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ. Это о роли клавесина в современном мире музыки.
Владимир Михайлович Радченков – известный, оригинальный композитор и клавесинист. Композиторское творчество В. М. Радченкова удивительно современно и в то же время своими корнями связано с лучшими традициями классической музыки. Поиск новых выразительных средств – краеугольный камень музыкального творчества ХХІ века, а тем более в исполнительском клавесинном искусстве. После одного из концертов мы взяли интервью у маэстро.
А. П. – Какие произведения XX века имеются в Вашем репертуаре?
В.Р. – Не считая моих собственных композиций, мне довелось исполнить два произведения: «Сельский концерт» Ф. Пуленка и оригинальное произведение для клавесина Д. Лигети «Il momento».
А.П. – Чем был обусловлен выбор этих сложных сочинений?
В.Р. – Предложение сыграть такую программу поступило от дирижера Альдшеллера для абонементного концерта в филармонии.
А.П. – Каково соотношение «старинного» и «современного» в Вашем репертуаре?
В.Р. – Девяносто девять к одному. Любой вид музыки требует от исполнителя специальных качеств. Мне лучше даётся импровизация по «канве» (гармонической решётке) для барочной музыки. Музыка современная требует абсолютно точного прочтения в соответствии с замыслом автора.
А.П. – В современной концертной практике принято играть наизусть, Вы играете современную музыку по нотам, с чем это связано?
В.Р. – Играть современную музыку следует исключительно по нотам. Это связано с особенностями информационного потока. Во время одного из фестивалей «Звуковые пути» мне довелось исполнять свою композицию к юбилею со дня рождения К. Ф. Э. Баха, в духе «необарокко» П. Хиндемита. Несмотря на то, что сочинение уже проходило прослушивание в собрании Союза композиторов Санкт-Петербурга, не на клавесине (к сожалению), а на фортепиано, написано оно специально для клавесина.
На премьере этого сочинения случилась неожиданность. Внезапно композитор В. А. Сапожников подошел к инструменту и, глядя в ноты, начал наблюдать за процессом исполнения. При этом он попутно выразил восхищение, как музыкальным материалом, так и возможностями клавесина. Сочинение было исполнено мною повторно – по просьбе публики, при этом, композитор В. А. Сапожников заметил отклонение от первого исполнения, выразив по этому поводу критическое суждение. Соответственно мною был сделан вывод: барочный принцип отношения к музыкальному тексту здесь оказался неуместным.
А.П. – Имена каких современных исполнителей на клавесине, может быть, композиторов, сочинявших для клавесина, Вы считаете наиболее авторитетными?
В.Р. – Это чешский клавесинист Йозеф Хала, исполнивший «Сельский концерт» Ф. Пуленка. Это А. М. Волконский, записавший огромное количество музыки на фирме «Мелодия», это также российский композитор Григорий Кочмар, исполнивший партию клавесина-соло в симфонии Б. А. Чайковского, в этой трехчастной симфонии клавесин солирует в крайних частях. В «Партите» Б. А. Чайковского для клавесина, гитары, фортепиано и ударных солировал автор музыки. Сказанное выше подтверждает популярность клавесина и в настоящее время.
В произведении финского композитора Йонаса Кокконена «Зеркало в Зеркале» (за дирижерским пультом Эдуард Серов) и в сочинении Р. Гринблата – «Жизнь Мольера» (по драме М. Булгакова) достойно солировал на клавесине Г. Кочмар. В 1985-1986 гг. в Малом зале филармонии Санкт-Петербурга прошло успешное исполнение Малой концертной симфонии Ф. Мартена (снова солировал Г. Кочмар). Следует заметить, что публика проявила большой интерес к самому факту присутствия в репертуаре концертирующего клавесина – соло.
А.П. – Считаете ли Вы репертуарный диапазон клавесинной музыки XX века достаточным?
В.Р. – К клавесину обращаются часто, и это вполне заслуженно.
Композиторы XX века адекватно оценивают возможности этого инструмента. В известном смысле, клавесин снова входит в моду.
А.П. – Ваше отношение к звуковой эстетике современных клавесинов.
В.Р. – Современный клавесин – самостоятельный инструмент, отдалившийся от исторических прототипов, равно, как и фортепиано. Кстати, современный рояль – тоже инструмент, отдалившийся от своих предшественников... В упрек современному клавесину могу выставить пассивность влияния глубины нажатия на клавишу на формирование звука. Это было связано с тем, что за клавесин сели пианисты и мастера клавесиностроения шли навстречу им в создании механики, не противоречащей механизму фортепианного ощущения. Положительным качеством современного клавесина является богатая палитра звуковых тембров, в частности – шестнадцатифутовый регистр. Этот сильнодействующий эффект лучше использовать дозированно. Сочетание шестнадцати с четырехфутовым регистром может привести к путанице в голосоведении.
В Михайловском театре стоял клавесин фирмы «Плейель»; в Шереметьевском дворце – клавесин «Пауль де Витт». Характеризуя эти инструменты, следует отметить:
1) неотзывчивость инструмента на туше исполнителя;
2) вне зависимости от профессиональных навыков исполнителя акустический результат не соответствовал художественным намерениям.
Были, вместе с тем, и исключения: это – старые Аммеры, на которых достигались наиболее художественные результаты при положительных ощущениях.
А.П. – Каким образом начинающий клавесинист может подготовить себя к восприятию и исполнению музыки XX века?
В.Р. – Технический план является более объективным, нежели план эстетический. Исполнитель, идущий к музыке XX века от традиций барокко, встречает немало сложностей.
А.П. – Как бы Вы прокомментировали соотношение сольного и ансамблевого клавесина в современной композиции? Почему?
В.Р. – В XX веке отсутствует basso continuo. Попадая в любой инструментальный состав, клавесин оказывается в той или иной степени солирующим инструментом. Так, в «Музыке Шекспира» Пауля Дандеса наряду с флейтой и виолончелью солирует клавесин.
А.П. – Участвует ли клавесин в создании музыкальной картины современного мира или он находится в положении музейного экспоната из «прекрасного далека»?
В.Р. – В I-й части «Сельского концерта» Ф. Пуленка образ толпы «заглушает» речь клавесина, обрывая её. В конце II-й части возникает некий ностальгический образ лирического героя, попавшего в ситуацию катастрофы. В этом случае клавесин выполняет драматургическую функцию своеобразного центра инструментальной драмы.
А.П. – Итак, можем ли мы определять драматургическую роль клавесина в соответствии со спецификой его тембра?
В.Р. – В известном смысле, да, можем. Клавесин в XX веке – это явление для специальных композиционных решений. Инструмент стал своеобразным «заложником» своего тембра.
А.П. – Резюмируя, зададимся вопросом, какие современные музыканты-исполнители, на Ваш взгляд, причастны к возрождению современного клавесина?
В.Р. – Б. И. Тищенко, Ю. А. Фалик, Г. И. Банщиков и В. И. Цытович. Все четверо – музыканты очень самобытные, одарённые, но, к сожалению, только у одного – у Г. И. Банщикова было развернутое произведение для клавесина. Все перечисленные композиторы были замечательными музыкантами, но к клавесину имели осторожное отношение. В мои юношеские годы на меня оказала влияние встреча с композитором О. Г. Ельченко. У него была интересная манера письма и игры. В них было много синтеза с этнической музыкой. Тогда мне показалось что клавесин – это инструмент больших возможностей. Эти встречи вошли в жизнь огромным количеством слуховых впечатлений.
Он мог дать родному городу так много. Но напряженная партитура его жизни внезапно оборвалась.