Про издевательства

В больнице возле процедурного кабинета висит картина: на переднем плане ромашки с колосками, за ромашками домик, за домиком ёлки. Довольно посредственная картина, надо сказать. Мужчина рядом со мной смотрит на нее, не отрываясь, будто перед ним Левитан над вечным покоем, потом цедит сквозь зубы:
- Девушка, давайте сначала вы пойдете.
- Давайте, - говорю. - А почему? Вы же первый пришли.
- Не люблю я это...
"Хочет собраться с духом", - понимаю.

И вот сидим мы с ним вдвоем, медитируем на ромашки, пока не высовывается медсестра и не рявкает ласково "следующий!"

Выхожу через пять минут. Мужчина взглядывает на меня затравленно, в глазах немой крик о помощи. Больше всего он хотел бы оказаться среди ромашек и колосков.
- Там хорошая медсестра, - сочувственно говорю я, - у вас даже синяка не останется.
- Синяк... - нервно бормочет он. - Синяк пусть будет... Кровь жалко! Кровь у меня не лишняя.

Я начала бестактно смеяться, он яростно зыркнул на меня и побрёл, шатаясь, в процедурный кабинет.

Тут просится дописать "и больше я его не видела". Тем более что это правда.

А в палате, куда люди приходят полежать под капельницей, случилась дискуссия. Капельница капает долго, минут сорок. И для пациентов, чтобы не скучали, работает
телевизор.

Сначала были включены новости. Потом кто-то здраво заметил, что всем присутствующим и так довольно хреново, не стоит усугублять. Новости переключили на сериал, где немедленно кого-то убили, убитый дико кричал, деревья вокруг кричали, свидетели убийства тоже кричали, и музыка кричала, и потом ещё наступил такой дополнительный звук, как будто режиссёра придавило комодом, но оба успели вскрикнуть напоследок. Не знаю, как лучше объяснить.

- Вы что, издеваетесь? - сказала одна женщина с седыми волосами.

Медсестра снова переключила канал.

Там снимали с помидоры шкурку. Крупным планом. Сначала бедную помидорину от души ошпарили кипятком. Она резко пожухла и утратила яркость и свежесть. Глянцевитость девичья слетела с неё навсегда. У меня к горлу подступил ком, стало ясно, что я нашла объект для отождествления. До этого несчастной помидорине надрезали кожу на макушке: крест-накрест, без малейшей жалости. И вот, надрезав и ошпарив, принялись стягивать эту кожицу, которая всего минуту назад казалась тугой, гладкой и ликующей, а теперь выглядела сморщенной и тоненькой, как пожухлый листик. Обнажилась беззащитная алая мякоть в прожилках. "Берём самый острый нож..." - с нехорошей улыбкой начал ведущий, и тут мужчина в углу потребовал переключить.

- Вы что, издеваетесь? - снова сказала женщина с седыми волосами.

Другая добавила, что наконец-то нашли подходящую передачу, сколько можно щелкать по каналам, на всех не угодишь, где еще она узнает столько полезной информации.

- Лучше что-нибудь про животных, - настаивал мужчина.

- А если они будут спариваться? - внезапно подала голос женщина учительского вида, в блузке с жемчужными пуговками. Сказано это было со сложной интонацией, где надежда и осуждение смешались в равных пропорциях.

Наступило молчание, которое нарушил старичок рядом со мной.

- Любви всем хочется, что ж, - сказал он и кокетливо потёр неряшливую щетину.

- Уберите помидоры! - попросил мужчина. - Лучше новости.

Конечно, так подставляться было нельзя. На него обрушились обе женщины, спрашивая наперебой, чем лучше и что такого хорошего можно увидеть в новостях, чего не покажут в кулинарной передаче.

- А вот недавно Шойгу этот приезжал в деревню! - сказал старичок. - Как её... Забыл название.

- Помолчите! Дайте посмотреть! - басом потребовала женщина, жаждавшая полезной информации.

Мужчина понял, что апеллировать надо прямо к высшей инстанции, и громко сказал медсестре:

- Девушка, у меня желудок сведет от голода. Я с утра не завтракал.

Медсестра взяла пульт и с ненавистью ткнула на кнопку.

- Набор "Королевский гламур", - провозгласила, лучезарно улыбаясь, ведущая и развернула синтетический красный плед формата "Лопни мои глаза" на весь экран.

- Вы что, издеваетесь? - хмуро спросила женщина с седыми волосами.

И тут я поняла, что она оперирует всего одной фразой и этих слов ей вполне достаточно, ибо они годятся на любой случай жизни. Перед мысленным взором моим прошла вереница известных личностей, от Карла Первого до Юрия Гагарина, и каждый из них в нужный момент спрашивал: "Вы что, издеваетесь?" Замыкала этот ряд почему-то собака Павлова.

Я закрыла глаза и тихонько уснула под нарастающие споры о том, что будут смотреть голодные сердитые больные люди. Разбудила медсестра, уже другая, которая пришла освобождать меня от капельницы. Заткнула мне ватой дырку в локте и говорит: "Прижмите крепче. А то не остановите и вся вытечет".

Вы что, хотела сказать я, издеваетесь?

Но вместо этого сказала "спасибо".

Тоже ведь абсолютно универсальное слово, если подумать. Из всего ряда выдающихся личностей не подходит оно только собаке Павлова.