Любовь граждан и слава нам
Лишь воздвигают прочны домы;
Они, подобно небесам,
Стоят и презирают громы.
Г. Державин
28 сентября 2013 года, будучи в Петербурге, я была затащена в музей Державина. Музей - единственный в России музей, посвященный литератору XVIII века! - был открыт в 2003 году, а в 2011 году завершилась реконструкция усадьбы, и он стал знаменит. Туда мечтала попасть моя тетушка, его же мне настоятельно рекомендовала посетить моя преподавательница по фольклору Е.Н Разумовская. Она сообщила, что идти туда следует не самим, а только на экскурсию и только с лучшим экскурсоводом музея, исследователем творчества Державина и - по совместительству - дальним родственником поэта Сергеем Дмитриевичем Дзюбановым. Мы с тетушкой узнали день, когда экскурсию ведет Сергей Дмитриевич и в указанное время подошли ко входу в музей.
![]()
Когда мы подошли к началу экспозиции, выяснилось, что на это время назначена школьная экскурсия. Сергей Дмитриевич Дзюбанов, посмотрев на нас с тетушкой (она выглядела вполне на свои 80) и выслушав наше твердое намерение попасть в музей только с ним, разрешил нам присоединиться к старшеклассникам. Экскурсия превзошла все мои ожидания: я вышла переполненная впечатлениями и потрясенная силой, глубиной и актуальностью стихов Державина. Дзюбанов читал стихи, много стихов, так читал и такие выбирал, что они ощущались современными.
В 1791 году Гаврила Романович Державин приобрёл недостроенный двухэтажный дом на левом берегу Фонтанки. В XVIII веке по Фонтанке проходила граница города, а левый берег считался загородным, поэтому покупка была дешевой, но уже через 50 лет тут оказался центр города!
В купленном доме не было ни печей, ни дверей, а оконные проемы зияли пустотой. С просьбой о завершении строительства и внутренней отделке здания Державин обратился к своему другу архитектору Н. А. Львову:
Зодчий Аттики преславный
Мне построй покойный дом.
Вот черты и мысли главны
Здесь начертаны пером
На брегу реки Фонтанки.
Гаврила Романович прожил здесь четверть века, до самой смерти, затем здесь жила его вторая жена, а с 1842 года - в связи с отсутствием наследников - дом подвергался большим или меньшим перестройкам. После смерти хозяйки дом и усадьба несколько лет пустовали. В 1846 году они были приобретены Римско-католической духовной коллегией и немедленно стали перестраиваться и приспосабливаться под многочисленные канцелярии, архивы и квартиры служащих. Были надстроены на один этаж главный дом и флигели на набережной, уничтожена колоннада, изменено оформление фасадов. Кардинальной перестройке подверглись служебные здания, изменилась планировка, была сломана лестница, появились новые перегородки. В двухсветном зале «Беседы» появилось встроенное перекрытие, а хоры и колонны были уничтожены. Помещения упраздненного домашнего театра занял архив коллегии. Во второй половине XIX века оранжереи были разрушены. Но с особой страстью наш экскурсовод обрушился на переделки советского времени: во дворце были устроены коммунальные квартиры! Каким образом при этом сохранились остатки прежнего здания - декоративные элементы, в том числе 16 барельефов, - одному Богу известно. В любом случае Державин оказался пророком, написав о своем доме:
Кто весть, что рок готовит нам?
Быть может, что сии чертоги,
Назначенны тобой царям,
Жестоки времена и строги
Во стойлы конски обратят.
В конюшни дворец обращен не был, достаточно было нескольких десятков густонаселенных коммунальных квартир. В 1988 году здание было передано Музею имени Пушкина и началась работа по его восстановлению. Изучая места пребывания Державина, особенно внимательно собирая сведения о доме поэта в Санкт-Петербурге, анализируя мемуары близких Державину людей, проживавших или гостивших в доме на Фонтанке, мы вполне отчетливо представляли не только план дома, но и особенности убранства многих комнат. Было очевидно и другое: у Державина, как, может быть, ни у кого из русских поэтов, реальные черты интерьера зримо отразились в его поэзии. И потому основные характеристики литературно-мемориальной экспозиции, концепция будущего музея были ясны задолго до того, как началась реконструкция державинского дома, - пишет С.М.Некрасов (http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/10503.php).
![]()
http://b1.culture.ru/c/103447.jpg - парадный зал дворца http://www.museumpushkin.ru/assets/images/museums/1stfloor.jpg
В парадном зале дворца висят друг напротив друга портреты Г. Державина и Екатерины Второй. Портрет Державина довольно необычный: без медалей и орденов, такой, как поэт просил написать его художника Сальватора Тончи:
...ты лучше напиши
Меня в натуре самой грубой:
В жестокий мраз с огнем души,
В косматой шапке, скутав шубой;
Чтоб шел, природой лишь водим,
Против погод, волн, гор кремнистых,
В знак, что рожден в странах я льдистых,
Что был прапращур мой Багрим.
Не испугай жены, друзей,
Придай мне нежности немного:
Чтоб был я ласков для детей,
Лишь в должности б судил всех строго;
Чтоб жар кипел в моей крови,
А очи мягкостью блистали;
Красотки бы по мне вздыхали,
Хоть в платонической любви.
![]()
Этот портрет, снятый с подрамника, подпорченный, с осыпями, многие десятилетия хранившийся на валу, находился в Третьяковской галерее. Руководство галереи согласилось передать его на временное хранение в дом-музей Державина. Там привели в порядок холст, натянули его на подрамник и вместе с резной золоченой рамой доставили портрет в Санкт-Петербург. Когда они водружали державинский портрет на его историческое место, у кого-то из присутствующих невольно вырвалось: «Добро пожаловать домой, Гаврила Романович».
Естественно, что меня привлек не столько портрет поэта, сколько инструмент под ним.
![]()
Экскурсовод рассказал о детстве Державина, о том, что он учился в первой провинциальной гимназии, что обнаружил необыкновенные дарования к живописи и музыке, и ему прочили блестящее будущее на этих поприщах, а в поэзии это отразилось самым прямым образом: до Державина в русской поэзии не было ни натюрмортов, ни пейзажей.
Он, белыми взмахнув крылами,
По зыблющей равнине волн
Пошел, — и следом пена рвами,
И с страшным шумом искры, огнь
Под ним в пучине загорелись...
("Флот")
Багряна ветчина, зелены щи с желтком,
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером
Там щука пестрая: прекрасны!
("Евгению. Жизнь Званская")
Алмазна сыплется гора
С высот четыремя скалами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рев в лесу гремит.
(«Водопад»)
В годы службы в армии (с 1762) начинающий поэт подражал Сумарокову, Тредиаковскому, особенно Ломоносову, сотрудничал с "Петербургским вестником", делал переводы с немецкого, которым хорошо владел.
В 90-е годы в доме Державиных собирался львовско-державинский литературный кружок, здесь читали друг другу новые сочинения, готовили их к изданию, обсуждали иллюстрации. Для Державина, который был без достаточного образования (только гимназия), это было важно, хотя именно потому он, возможно, и пошел своим оригинальным путем; а об атмосфере встреч прекрасно говорит написанный ранее стих "Пикники".
Но если весел кто, забавен,
Любезнее других тот нам;
А если скромен, благонравен,
Мы чтим того не по чинам,
Нас не касаются раздоры,
Обидам места не даем;
Но, души всех, сердца и взоры
Совокупя, веселье пьем.
А кто, кроме Державина, мог - до него и в его время - написать подобное обращение "Властителям и судиям"? Даже при том, что это вольное переложение 81-го псалма? Написано чеканно, резко, точно, образно и мощно:
Восстал всевышний бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых?
Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.
Ваш долг: спасать от бед невинных.
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.
Не внемлют! видят — и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.
Цари! Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.
И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!
От гнева императрицы автора спасло только то, что библейский текст крамольным быть все-таки не может.
Подойдя к часам, С. Дзюбанов продекламировал стихи на смерть кн. Мещерского. Он читал их так, что казалось - бьют часы, бьет колокол, бьют удары неумолимого времени.
![]()
Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает;
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет — и к гробу приближает.
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией, косою блещет,
И дни мои, как злак, сечет.
"Какую же эпитафию ты мне напишешь?" - спросил его подружившийся с ним, несмотря на 14 лет разницы, А. Суворов. Знаменитые слова на его могиле: "Здесь лежит Суворов" - принадлежат Державину.
Первая жена Гаврилы Романовича, Екатерина Яковлевна, была воспета им в стихах под именем Плениры. Это была дочь камер-лакея императора Петра III португальца Бастидона и кормилицы Павла I. Она и Павел Петрович были молочными братом и сестрой, но так как Державин в свое время восхвалял Екатерину II, то Павел его недолюбливал и постоянно бросал на него тень (то есть освободил от всех государственных постов). Она была вдвое моложе 35-летнего Державина. В стихотворении «Невесте» поэт превозносил ее красу:
Как по челу власы ты рассыпаешь черны,
Румяная заря глядит из темных туч;
И понт как голубый пронзает звездный луч,
Так сердца глубину провидит взгляд твой скромный.
В 1778 году Державин женился. С женой он даже не ссорился никогда, хотя ссорился со всеми, неустанно воюя за правду. Екатерина Яковлевна была начитанна, спокойна, кротка и умна, отличалась хорошим вкусом. Она увлекалась художественным рукоделием: вышивала, рисовала, искусно вырезывала силуэты и вставляла их в рамки и табакерки, изготовляла картины для узоров и разрисовывала по соломе обои, тогда бывшия новинкою (https://memoirs.ru/texts/Mil_RV903_283_2.htm). Екатерина Яковлевна брала уроки у Боровиковского. Полукруглая столовая украшена соломенными обоями ее работы.
![]()
![]()
Первые, наверное, живые, человеческие любовные стихи в русской литературе о любимой жене написаны Гаврилой Романовичем:
Мне любезная предстанет
В прежней нежности своей,
И внимать, как прежде, станет
Нежности она моей.
Сколько будет разговоров!
Сколько радостей прямых!
Сколько милых, сладких взоров,
Лучше и утех самих!
Здесь сам стих уже не тяжел и не громоздок.
Портрет Екатерины Яковлевны Державиной кисти Боровиковского не могу не приложить, хотя во дворце я его не видела. Фото из Интернета.
![]()
Екатерина Яковлевна умерла в возрасте 33 лет от туберкулеза.
Уж не ласточка сладкогласная
Домовитая со застрехи —
Ах! моя милая, прекрасная
Прочь отлетела, — с ней утехи.
Не сияние луны бледное
Светит из облака в страшной тьме —
Ах! лежит ее тело мертвое,
Как ангел светлый во крепком сне.
Роют псы землю, вкруг завывают,
Воет и ветер, воет и дом;
Мою милую не пробуждают;
Сердце мое сокрушает гром!
О ты, ласточка сизокрылая!
Ты возвратишься в дом мой весной;
Но ты, моя супруга милая,
Не увидишься век уж со мной.
Зная традиции крестьянского плача, невозможно не услышать в этих стихах их отражения, в сочетании с высоким штилем.
Пара зал дворца с сайта http://www.culture.ru/institutes/2963/muzey-usadba-g-r-derzhavina
![]()
![]()
Из этого полукруглого зала есть выход в сад, это итальянская планировка.
О многих деталях интерьера рассказывал нам гид, и о том, что происходило в этих стенах, какие дискуссии и шутки, сценки разыгрывались, какие разочарования и переживания довелось испытать тут хозяину.
![]()
Фигура Ганимеда
![]()
Вот этот зал с верхней галереей был уставлен стульями для лекции:
![]()
И вот наш С.Д.Дзюбанов читает школьникам стихи Державина:
![]()
В течение четверти века, с 1791 по 1816 год, особняк являлся одним из главных центров культурной жизни Петербурга. Здесь собиралась творческая элита общества. Постоянными гостями дома были участники львовско-державинского кружка: Н. А. Львов, В. В. Капнист, А. Н. Оленин, В. Л. Боровиковский, Д. С. Бортнянский, бывали Д. И. Фонвизин, Н. М. Карамзин, И. И. Дмитриев. С 1811 года в парадном зале особняка ежемесячно заседала знаменитая «Беседа любителей русского слова». Здесь звучали новые произведения Г. Р. Державина, И. А. Крылова, А. С. Шишкова, Н. И. Гнедича, А. А. Шаховского и других авторов, обсуждались вопросы развития русского языка и литературы. В зал набивалось до трехсот человек, и Державин был душой компании. С. Дзюбанов рассказал байку о том, как И. Крылов любил дремать на диване во время обсуждений литературных вопросов, и как Дм. Хвостов написал о нем стишки:
Небритый и нечёсаный,
Взвалившись на диван.
Как будто неотёсанный
Какой-нибудь чурбан.
Лежит совсем разбросанный
Зоил Крылов Иван:
Объелся он иль пьян?
Крылов угадал стихокропателя: „В какую хочешь нарядись кожу, мой милый, а ушей не спрячешь“, — сказал он. Месть его была добродушной. Под предлогом желания прослушать новые стихи графа Хвостова, он напросился к нему на обед, ел и пил за троих, а когда хозяин, пригласив гостя в кабинет, начал читать стихи свои, Крылов завалился на диван и проспал до позднего вечера (цит. по http://fisechko.ru/100vel/origin/55.html).
Во дворце был и театр, маленький домашний театр:![]()
Державин писал пьесы, и лучшие актеры играли в его театре, ставили там трагедии Озерова и Шаховского.
Второй женой Державина была Дарья Алексеевна Дьякова, из довольно выдающейся семьи: на ее родных сестрах были женаты два близких друга поэта - Львов и Капнист. Портрет Дарьи Алексеевны висит в столовой второго этажа:
![]()
.
Это была высокая, красивая, сильная духом женщина, стараниями которой состояние поэта удвоилось. Получив предложение, Дарья Алексеевна пожелала узнать о материальном благополучии жениха, потребовала приходно-расходные книги и две недели их изучала. Сохранились ее записи о расходах, в которых стояли даже ¼ копейки на корм птичке. О ней он писал в стихах как о Милене.
Характер Гаврилы Романовича был вспыльчивый, прямолинейный.
Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид;
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Если я блистал восторгом,
С струн моих огонь летел,
Не собой блистал я — богом;
Вне себя я бога пел.
(«Призвание»)
В доме поэта меня заинтересовал, конечно, клавикорд, 1792 года:![]()
Известно, что литераторы того времени старались переводить иностранные слова на русский, и Державин употреблял слово тихогром вместо фортепиано. Ноты на клавикорде - собрание народных русских песен "с их голосами"Львова и Прача (1790).
А также шахматный столик:![]()
И письменный столик:![]()
На необычную форму письменного столика многие обратили внимание, и гид пояснил, что в то время – с легкой руки Екатерины Второй – считалось, что именно такая форма стола самая удобная, чтобы за ним сидеть. Может быть, это и так. В то время все вокруг приспосабливали к потребностям человека, особенно богатого.
Вид из окна второго этажа:![]()
Наиболее значимой комнатой дома является кабинет Державина, воссозданный по рисунку П. А. Кожевникова и воспоминаниям современников. Вся мебель в нем выполнена «по изобретению» поэта: шкафы-обманки, маскирующие входные двери, стол с «подъемным налоем», диван с тумбами по бокам, в ящиках которых хранились «проекты по делам службы» и «стихотворство».
![]()
Здесь наш гид прочел нам стихотворение Державина "Бог":
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, — я раб, — я червь, — я бог! —
Но будучи я столь чудесен,
Отколь я происшел? — Безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель,
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Лишь воздвигают прочны домы;
Они, подобно небесам,
Стоят и презирают громы.
Г. Державин
28 сентября 2013 года, будучи в Петербурге, я была затащена в музей Державина. Музей - единственный в России музей, посвященный литератору XVIII века! - был открыт в 2003 году, а в 2011 году завершилась реконструкция усадьбы, и он стал знаменит. Туда мечтала попасть моя тетушка, его же мне настоятельно рекомендовала посетить моя преподавательница по фольклору Е.Н Разумовская. Она сообщила, что идти туда следует не самим, а только на экскурсию и только с лучшим экскурсоводом музея, исследователем творчества Державина и - по совместительству - дальним родственником поэта Сергеем Дмитриевичем Дзюбановым. Мы с тетушкой узнали день, когда экскурсию ведет Сергей Дмитриевич и в указанное время подошли ко входу в музей.
Когда мы подошли к началу экспозиции, выяснилось, что на это время назначена школьная экскурсия. Сергей Дмитриевич Дзюбанов, посмотрев на нас с тетушкой (она выглядела вполне на свои 80) и выслушав наше твердое намерение попасть в музей только с ним, разрешил нам присоединиться к старшеклассникам. Экскурсия превзошла все мои ожидания: я вышла переполненная впечатлениями и потрясенная силой, глубиной и актуальностью стихов Державина. Дзюбанов читал стихи, много стихов, так читал и такие выбирал, что они ощущались современными.
В 1791 году Гаврила Романович Державин приобрёл недостроенный двухэтажный дом на левом берегу Фонтанки. В XVIII веке по Фонтанке проходила граница города, а левый берег считался загородным, поэтому покупка была дешевой, но уже через 50 лет тут оказался центр города!
В купленном доме не было ни печей, ни дверей, а оконные проемы зияли пустотой. С просьбой о завершении строительства и внутренней отделке здания Державин обратился к своему другу архитектору Н. А. Львову:
Зодчий Аттики преславный
Мне построй покойный дом.
Вот черты и мысли главны
Здесь начертаны пером
На брегу реки Фонтанки.
Гаврила Романович прожил здесь четверть века, до самой смерти, затем здесь жила его вторая жена, а с 1842 года - в связи с отсутствием наследников - дом подвергался большим или меньшим перестройкам. После смерти хозяйки дом и усадьба несколько лет пустовали. В 1846 году они были приобретены Римско-католической духовной коллегией и немедленно стали перестраиваться и приспосабливаться под многочисленные канцелярии, архивы и квартиры служащих. Были надстроены на один этаж главный дом и флигели на набережной, уничтожена колоннада, изменено оформление фасадов. Кардинальной перестройке подверглись служебные здания, изменилась планировка, была сломана лестница, появились новые перегородки. В двухсветном зале «Беседы» появилось встроенное перекрытие, а хоры и колонны были уничтожены. Помещения упраздненного домашнего театра занял архив коллегии. Во второй половине XIX века оранжереи были разрушены. Но с особой страстью наш экскурсовод обрушился на переделки советского времени: во дворце были устроены коммунальные квартиры! Каким образом при этом сохранились остатки прежнего здания - декоративные элементы, в том числе 16 барельефов, - одному Богу известно. В любом случае Державин оказался пророком, написав о своем доме:
Кто весть, что рок готовит нам?
Быть может, что сии чертоги,
Назначенны тобой царям,
Жестоки времена и строги
Во стойлы конски обратят.
В конюшни дворец обращен не был, достаточно было нескольких десятков густонаселенных коммунальных квартир. В 1988 году здание было передано Музею имени Пушкина и началась работа по его восстановлению. Изучая места пребывания Державина, особенно внимательно собирая сведения о доме поэта в Санкт-Петербурге, анализируя мемуары близких Державину людей, проживавших или гостивших в доме на Фонтанке, мы вполне отчетливо представляли не только план дома, но и особенности убранства многих комнат. Было очевидно и другое: у Державина, как, может быть, ни у кого из русских поэтов, реальные черты интерьера зримо отразились в его поэзии. И потому основные характеристики литературно-мемориальной экспозиции, концепция будущего музея были ясны задолго до того, как началась реконструкция державинского дома, - пишет С.М.Некрасов (http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/10503.php).
http://b1.culture.ru/c/103447.jpg - парадный зал дворца http://www.museumpushkin.ru/assets/images/museums/1stfloor.jpg
В парадном зале дворца висят друг напротив друга портреты Г. Державина и Екатерины Второй. Портрет Державина довольно необычный: без медалей и орденов, такой, как поэт просил написать его художника Сальватора Тончи:
...ты лучше напиши
Меня в натуре самой грубой:
В жестокий мраз с огнем души,
В косматой шапке, скутав шубой;
Чтоб шел, природой лишь водим,
Против погод, волн, гор кремнистых,
В знак, что рожден в странах я льдистых,
Что был прапращур мой Багрим.
Не испугай жены, друзей,
Придай мне нежности немного:
Чтоб был я ласков для детей,
Лишь в должности б судил всех строго;
Чтоб жар кипел в моей крови,
А очи мягкостью блистали;
Красотки бы по мне вздыхали,
Хоть в платонической любви.
Этот портрет, снятый с подрамника, подпорченный, с осыпями, многие десятилетия хранившийся на валу, находился в Третьяковской галерее. Руководство галереи согласилось передать его на временное хранение в дом-музей Державина. Там привели в порядок холст, натянули его на подрамник и вместе с резной золоченой рамой доставили портрет в Санкт-Петербург. Когда они водружали державинский портрет на его историческое место, у кого-то из присутствующих невольно вырвалось: «Добро пожаловать домой, Гаврила Романович».
Естественно, что меня привлек не столько портрет поэта, сколько инструмент под ним.
Экскурсовод рассказал о детстве Державина, о том, что он учился в первой провинциальной гимназии, что обнаружил необыкновенные дарования к живописи и музыке, и ему прочили блестящее будущее на этих поприщах, а в поэзии это отразилось самым прямым образом: до Державина в русской поэзии не было ни натюрмортов, ни пейзажей.
Он, белыми взмахнув крылами,
По зыблющей равнине волн
Пошел, — и следом пена рвами,
И с страшным шумом искры, огнь
Под ним в пучине загорелись...
("Флот")
Багряна ветчина, зелены щи с желтком,
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером
Там щука пестрая: прекрасны!
("Евгению. Жизнь Званская")
Алмазна сыплется гора
С высот четыремя скалами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рев в лесу гремит.
(«Водопад»)
В годы службы в армии (с 1762) начинающий поэт подражал Сумарокову, Тредиаковскому, особенно Ломоносову, сотрудничал с "Петербургским вестником", делал переводы с немецкого, которым хорошо владел.
В 90-е годы в доме Державиных собирался львовско-державинский литературный кружок, здесь читали друг другу новые сочинения, готовили их к изданию, обсуждали иллюстрации. Для Державина, который был без достаточного образования (только гимназия), это было важно, хотя именно потому он, возможно, и пошел своим оригинальным путем; а об атмосфере встреч прекрасно говорит написанный ранее стих "Пикники".
Но если весел кто, забавен,
Любезнее других тот нам;
А если скромен, благонравен,
Мы чтим того не по чинам,
Нас не касаются раздоры,
Обидам места не даем;
Но, души всех, сердца и взоры
Совокупя, веселье пьем.
А кто, кроме Державина, мог - до него и в его время - написать подобное обращение "Властителям и судиям"? Даже при том, что это вольное переложение 81-го псалма? Написано чеканно, резко, точно, образно и мощно:
Восстал всевышний бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых?
Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.
Ваш долг: спасать от бед невинных.
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.
Не внемлют! видят — и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.
Цари! Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.
И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!
От гнева императрицы автора спасло только то, что библейский текст крамольным быть все-таки не может.
Подойдя к часам, С. Дзюбанов продекламировал стихи на смерть кн. Мещерского. Он читал их так, что казалось - бьют часы, бьет колокол, бьют удары неумолимого времени.
Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает;
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет — и к гробу приближает.
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией, косою блещет,
И дни мои, как злак, сечет.
"Какую же эпитафию ты мне напишешь?" - спросил его подружившийся с ним, несмотря на 14 лет разницы, А. Суворов. Знаменитые слова на его могиле: "Здесь лежит Суворов" - принадлежат Державину.
Первая жена Гаврилы Романовича, Екатерина Яковлевна, была воспета им в стихах под именем Плениры. Это была дочь камер-лакея императора Петра III португальца Бастидона и кормилицы Павла I. Она и Павел Петрович были молочными братом и сестрой, но так как Державин в свое время восхвалял Екатерину II, то Павел его недолюбливал и постоянно бросал на него тень (то есть освободил от всех государственных постов). Она была вдвое моложе 35-летнего Державина. В стихотворении «Невесте» поэт превозносил ее красу:
Как по челу власы ты рассыпаешь черны,
Румяная заря глядит из темных туч;
И понт как голубый пронзает звездный луч,
Так сердца глубину провидит взгляд твой скромный.
В 1778 году Державин женился. С женой он даже не ссорился никогда, хотя ссорился со всеми, неустанно воюя за правду. Екатерина Яковлевна была начитанна, спокойна, кротка и умна, отличалась хорошим вкусом. Она увлекалась художественным рукоделием: вышивала, рисовала, искусно вырезывала силуэты и вставляла их в рамки и табакерки, изготовляла картины для узоров и разрисовывала по соломе обои, тогда бывшия новинкою (https://memoirs.ru/texts/Mil_RV903_283_2.htm). Екатерина Яковлевна брала уроки у Боровиковского. Полукруглая столовая украшена соломенными обоями ее работы.
Первые, наверное, живые, человеческие любовные стихи в русской литературе о любимой жене написаны Гаврилой Романовичем:
Мне любезная предстанет
В прежней нежности своей,
И внимать, как прежде, станет
Нежности она моей.
Сколько будет разговоров!
Сколько радостей прямых!
Сколько милых, сладких взоров,
Лучше и утех самих!
Здесь сам стих уже не тяжел и не громоздок.
Портрет Екатерины Яковлевны Державиной кисти Боровиковского не могу не приложить, хотя во дворце я его не видела. Фото из Интернета.
Екатерина Яковлевна умерла в возрасте 33 лет от туберкулеза.
Уж не ласточка сладкогласная
Домовитая со застрехи —
Ах! моя милая, прекрасная
Прочь отлетела, — с ней утехи.
Не сияние луны бледное
Светит из облака в страшной тьме —
Ах! лежит ее тело мертвое,
Как ангел светлый во крепком сне.
Роют псы землю, вкруг завывают,
Воет и ветер, воет и дом;
Мою милую не пробуждают;
Сердце мое сокрушает гром!
О ты, ласточка сизокрылая!
Ты возвратишься в дом мой весной;
Но ты, моя супруга милая,
Не увидишься век уж со мной.
Зная традиции крестьянского плача, невозможно не услышать в этих стихах их отражения, в сочетании с высоким штилем.
Пара зал дворца с сайта http://www.culture.ru/institutes/2963/muzey-usadba-g-r-derzhavina
Из этого полукруглого зала есть выход в сад, это итальянская планировка.
О многих деталях интерьера рассказывал нам гид, и о том, что происходило в этих стенах, какие дискуссии и шутки, сценки разыгрывались, какие разочарования и переживания довелось испытать тут хозяину.
Фигура Ганимеда
Вот этот зал с верхней галереей был уставлен стульями для лекции:
И вот наш С.Д.Дзюбанов читает школьникам стихи Державина:
В течение четверти века, с 1791 по 1816 год, особняк являлся одним из главных центров культурной жизни Петербурга. Здесь собиралась творческая элита общества. Постоянными гостями дома были участники львовско-державинского кружка: Н. А. Львов, В. В. Капнист, А. Н. Оленин, В. Л. Боровиковский, Д. С. Бортнянский, бывали Д. И. Фонвизин, Н. М. Карамзин, И. И. Дмитриев. С 1811 года в парадном зале особняка ежемесячно заседала знаменитая «Беседа любителей русского слова». Здесь звучали новые произведения Г. Р. Державина, И. А. Крылова, А. С. Шишкова, Н. И. Гнедича, А. А. Шаховского и других авторов, обсуждались вопросы развития русского языка и литературы. В зал набивалось до трехсот человек, и Державин был душой компании. С. Дзюбанов рассказал байку о том, как И. Крылов любил дремать на диване во время обсуждений литературных вопросов, и как Дм. Хвостов написал о нем стишки:
Небритый и нечёсаный,
Взвалившись на диван.
Как будто неотёсанный
Какой-нибудь чурбан.
Лежит совсем разбросанный
Зоил Крылов Иван:
Объелся он иль пьян?
Крылов угадал стихокропателя: „В какую хочешь нарядись кожу, мой милый, а ушей не спрячешь“, — сказал он. Месть его была добродушной. Под предлогом желания прослушать новые стихи графа Хвостова, он напросился к нему на обед, ел и пил за троих, а когда хозяин, пригласив гостя в кабинет, начал читать стихи свои, Крылов завалился на диван и проспал до позднего вечера (цит. по http://fisechko.ru/100vel/origin/55.html).
Во дворце был и театр, маленький домашний театр:
Державин писал пьесы, и лучшие актеры играли в его театре, ставили там трагедии Озерова и Шаховского.
Второй женой Державина была Дарья Алексеевна Дьякова, из довольно выдающейся семьи: на ее родных сестрах были женаты два близких друга поэта - Львов и Капнист. Портрет Дарьи Алексеевны висит в столовой второго этажа:
. Это была высокая, красивая, сильная духом женщина, стараниями которой состояние поэта удвоилось. Получив предложение, Дарья Алексеевна пожелала узнать о материальном благополучии жениха, потребовала приходно-расходные книги и две недели их изучала. Сохранились ее записи о расходах, в которых стояли даже ¼ копейки на корм птичке. О ней он писал в стихах как о Милене.
Характер Гаврилы Романовича был вспыльчивый, прямолинейный.
Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид;
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Если я блистал восторгом,
С струн моих огонь летел,
Не собой блистал я — богом;
Вне себя я бога пел.
(«Призвание»)
В доме поэта меня заинтересовал, конечно, клавикорд, 1792 года:
Известно, что литераторы того времени старались переводить иностранные слова на русский, и Державин употреблял слово тихогром вместо фортепиано. Ноты на клавикорде - собрание народных русских песен "с их голосами"Львова и Прача (1790).
А также шахматный столик:
И письменный столик:
На необычную форму письменного столика многие обратили внимание, и гид пояснил, что в то время – с легкой руки Екатерины Второй – считалось, что именно такая форма стола самая удобная, чтобы за ним сидеть. Может быть, это и так. В то время все вокруг приспосабливали к потребностям человека, особенно богатого.
Вид из окна второго этажа:
Наиболее значимой комнатой дома является кабинет Державина, воссозданный по рисунку П. А. Кожевникова и воспоминаниям современников. Вся мебель в нем выполнена «по изобретению» поэта: шкафы-обманки, маскирующие входные двери, стол с «подъемным налоем», диван с тумбами по бокам, в ящиках которых хранились «проекты по делам службы» и «стихотворство».
Здесь наш гид прочел нам стихотворение Державина "Бог":
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, — я раб, — я червь, — я бог! —
Но будучи я столь чудесен,
Отколь я происшел? — Безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель,
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!