Памяти Адама Стратиевского

       "С днем рождения, Адам Соломонович! -С днем рождения и вас, Андрей!" - этим двойным приветствием, как паролем, мы обменивались с ним всякий раз, когда наступал февраль, на протяжении многих лет: даты нашего рождения совпадали, различались только годы.
       Для меня он был, пожалуй, единственным преподавателем, в обществе которого кораблю моей музыкантской любознательности удавалось свободно путешествовать по океану музыки, не садясь на мели сложившихся мнений и не разбиваясь о грозные рифы музыковедческих абстракций. Какой только только музыки мы не переиграли с ним в четыре руки: он, я и нотный текст, ничего между... вот тогда и решай сам, что полнее выражает человеческое бытие - симфония Малера или полонез Огиньского.
       Аудитория музыкального училища им. Н. А. Римского-Корсакова, студенты у рояля. На пюпитре партитура симфонии Моцарта. Адам играет, смешно вибрируя пальцами на длинных нотах (как-никак, бывший альтист). "Если плохо видно, партитуру можете забрать", - говорит он, не прерывая игры, и если, отдавая дань студенческой "вредности", ее таки забрать, ничего не случится - симфония будет доиграна до конца в том же темпе и без помарок...
       "Музыку интересно трогать руками. - А пластинки? - Ну можно, конечно, послушать... для разнообразия". Вот и по сей день у меня такая привычка: сначала сыграть по нотам, а потом, если захочется, еще и послушать.
       Феноменальные природные способности. Мне всегда казалось, что он прямо при рождении получил в подарок билет на свободный вход в музыкальное "зазеркалье" и просто пользовался этим билетом, не придавая особого значения собственной "избранности". Великий педагог? Не знаю, можно ли его так называть: ведь у него не было никакой  продуманной педагогической системы. Скорее, гениальный гид. Уводя нас, учеников, за собой вглубь открытой ему страны, он увлекательно говорил о том, что мы можем увидеть там, внутри - и мы действительно это видели.
       Теперь, по прошествии стольких лет, мне абсолютно понятно, почему, "рассказав" нам всем столько музыки, он почти ничего об этом не написал, ибо: "А вы уверены, Андрей, что книга "Кризис романтической гармонии" повествует о Рихарде Вагнере? Да ничуть! На протяжении пятисот страниц она говорит нам об Эрнсте Курте, и только." Адам был щедр на подобные парадоксы, и его фразы-афоризмы до сих пор живут в речевом обиходе многих его учеников. "Никогда не спрашивайте, зачем композитор сделал то или это. Правильный вопрос - "Что у него получилось?" Или вот еще: "На декларации гениев не стоит обращать внимания!" Все это типичный Стратиевский...
Адам не был педагогом в привычном смысле слова и уроки его не были уроками в традиционном понимании. Не лекции, а увлекательные экскурсии, ведя которые он постоянно импровизировал, сыпал шутками и парадоксами и - внезапно - совершал такие "нырки"вглубь музыки, демонстрировал такой уровень понимания того, как музыка устроена, что иной раз просто дух захватывало. Таким он для меня остался и позже, когда мы общались с ним уже просто по-дружески: манера его рассуждений о музыке осталась прежней, она не зависела от того, кто перед ним - класс студентов или партнер по игре в четыре руки.
       Мне очень грустно. В реальном мире не стало на редкость обаятельного и своеобразного человека. Но я точно знаю, что как только я сяду за рояль, открою партитуру и начну играть - он появится. И так будет всегда.