У Натальисочиняют порошки и пирожки, отталкиваясь от пушкинских строк. А многим ли известны приключения Евгения Онегина в послевоенном Ленинграде? Они были опубликованы с сокращениями в десятом номере журнала «Ленинград» за 1946 год тиражом 25 тысяч экземпляров. Эта поэма (глава) исполнялась по радио А. И. Райкиным, предполагавшим сделать на её основе целый спектакль. Однако в 1946 году вышло партийное постановление «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», и главу эту упомянул в докладе А. А. Жданов, назвав ее пасквилем... Автор - писатель-сатирик А. Хазин.
Александр Хазин. Возвращение Онегина
Глава одиннадцатая
1.
Уходят дни, минуют сроки,
Друзья, но и сейчас опять
Бывает пушкинские строки
Приятно нам перечитать.
И вот, как будто из тумана,
К нам сходит со страниц романа
Онегин — друг наш молодой.
Давай, читатель, мы с тобой
Пойдем туда, куда Евгений
Нас вдруг незримо поведет;
Прими, читатель, этот плод
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет,
Как некогда сказал поэт.
2 (1).
Перед Онегиным, как прежде,
Из шума утренних забот
В суровой каменной одежде
Знакомый город предстает.
Идет Евгений пораженный,
А Ленинград неугомонный
Уже приветствует его,
Младого друга своего.
Вот сад, где юностью мятежной
Бродил Онегин. Вот едва
Шумит державная Нева,
Бия волной в гранит прибрежный,
И вновь сверкает без чехла
Адмиралтейская игла.
3.
Приятен нашему герою
Былой отечественный дым.
Блистая золотой главою,
Стоит Исакий перед ним.
Вот он — тот уголок заветный,
Где снова вздыблен
Всадник Медный,
Где в окруженьи нянь и мам
Гуляют дети по утрам,
Где неба синего сиянье,
Где воздух радостен и чист,
И где восторженный турист
Назначит девушке свиданье —
И пишет на скале углем:
«Здесь были с Катей мы
вдвоем».
4 (2).
У друга нашего немало
Забот и неотложных дел,
Но, как положено, сначала
Идет Онегин в Жилотдел.
О, здесь моя бессильна лира,
Здесь музы требуют Шекспира,
И я там был, и я страдал,
И я там горя похлебал.
Вот он стоит с надеждой зыбкой,
Наивный пушкинский чудак,
Его же вопрошают так
С весьма сочувственной улыбкой:
— Где вызов ваш и где наряд?
Как вы попали в Ленинград?
5 (3).
Затем вопрос поставлен твердо:
— Где проживали раньше вы?
Онегин отвечает гордо:
— Родился на берегах Невы.
— В каком прописаны вы доме?
— Описан я в четвертом томе,
И, описав меня, поэт
Не дал мне справки…
— Справки нет?! —
Спросил уныло голос женский.
— Тогда помочь не можем вам,
Сегодня вы явились к нам,
А там придет товарищ Ленский,
Приедет bell-Татиана,
Вас много там, а я одна.
6.
Пока знакомил я, читатель,
Тебя с Онегиным моим,
Устал немного мой приятель.
Мы вновь последуем за ним.
Вот, жаждой истины влекомый,
Наш любознательный знакомый
Идет, безмолвной, в Райсовет,
Чтоб получить на все ответ.
Но там сказали, что зампреда
Не принимает никого,
Что срочно вызвали его,
Что он в Горкоме до обеда,
Затем уходит в Исполком,
Затем куда-то там потом.
7.
О, вы, ответственные лица,
Куда вы мчитесь впопыхах
И почему вам не сидится
На ваших собственных местах?
С утра пришедший за ответом,
Стоит пред хладным кабинетом
Проситель бедный, но, увы,
Уже ушли куда-то вы.
И посетитель огорченный
Опять придёт к исходу дня,
Но вновь, спокойствие храня,
Сидит начальник — кот ученый,
Забыв, что ждут его кругом;
Златая цепь на дубе том.
8.
Идет Онегин, наблюдая,
По древним улицам своим;
Вот незнакомка молодая
Вдруг промелькнула перед ним
И, как суровых дней соратник,
На ней великолепный ватник
С оборкой нежною из лент —
Парижской моды конкурент.
На нем цветы и финтифлюшки,
Четыре складки впереди,
А на спине и на груди
Опять узоры, сборки, рюшки,
А в дополненье на весу
Несет красавица лису.
9 (4).
Кругом шумит, кипит работа,
А город выкрашен и нов.
И рвут поводья кони Клодта,
Как будто вспомнив дни боев.
Свернул Онегин на Литейный,
И вдруг восторг благоговейный
На миг остановил его.
Мой долг сказать вам отчего.
Он не Венеры Медицейской
Увидел вдруг прекрасный взор,
Нет, на него глядя в упор,
Девица в форме милицейской
Стоит совсем невдалеке
С волшебной палочкой в руке.
10 (5).
И, регулируя движенье,
Глядит на пеших с высоты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
То ручкой вдруг о ручку хлопнет,
То вдруг изящной ножкой топнет,
То, сделав плавный оборот,
Как лебедь, мимо проплывет.
Вот с целым ворохом бумажным
Бежит студент, едва дыша,
Вот по бульвару, не спеша,
Идет стекольщик с видом важным,
Как будто он уже давно
В Европу застеклил окно.
11 (6).
Пока меня унес куда-то
Мой легкомысленный Пегас,
Онегин бродит. Бледноватый
Туманный день уже погас,
А у бедняги в Ленинграде
Нет ни его друзей, ни дяди,
Семейство Лариных, Трике
Еще в Ташкенте, вдалеке.
Из всех он здесь один остался;
Уже вечерняя пора,
А, выйдя из дому с утра,
Наш бедный друг проголодался.
Но что же делать, если он
Еще нигде не «прикреплен»?
12 (7).
В трамвай садится наш Евгений.
О, бедный, милый человек!
Не знал таких передвижений
Его непросвещенный век.
Судьба Евгения хранила
Ему лишь ногу отдавило
И только раз, толкнув в живот,
Ему сказали: «Идиот!»
Он, вспомнив древние порядки,
Решил дуэлью кончить спор,
Полез в карман… Но кто-то спер
Уже давно его перчатки;
За неименьем таковых
Смолчал Евгений и притих.
13.
Он из трамвая вышел сразу
И только тихо про себя
Сказал излюбленную фразу:
«Когда же черт возьмет тебя».
И, полон разных треволнений,
Спешит голодный наш Евгений
Туда, где есть любой товар,
Короче — едет на базар.
А там… О милый старый Гоголь,
Где мне таланта столько взять:
Все это сразу описать
Для моего пера — не много ль?
Благослови меня, Парнас,
Но я берусь за сей рассказ.
14.
Лишь небо станет розоватым,
Шумят молочные ряды
(Хотя не столько молока там,
Сколь самой будничной воды).
Там целый мир сыров душистых,
Тушенки в банках золотистых
Там рыбы с дымной чешуей
Блестят балтической волной.
А утки чуть еще трепещут,
Купаясь в собственном жиру,
На зависть моему перу
Их золотые перья блещут,
А в глубине идет подряд
Кабаньих туш кровавый ряд.
15.
Шумит, гремит колхозный рынок,
Душе приятна суета
И цен смертельный поединок,
И нравов наших простота.
Но вот, нарушив строй веселый,
Походкой медленной, тяжелой,
Душой подлец, одеждой франт,
Идет по рынку спекулянт.
Вот перед нами пантомима —
Украли чей-то чемодан,
А чуть подальше хулиган
Кого-то молча бьет… А мимо.
Явив спокойствия пример,
Проходит милиционер,
16.
Но, право, хватит отступлений,
Сюжет продолжить нам пора.
Итак, мы знаем, что Евгений
Сегодня с самого утра
Идет по улицам, скучая,
Знакомых старых не встречая,
Но вскоре, позабыв свой сплин,
Он входит в хлебный магазин,
Весьма упитанная дама
Ему насущный хлеб дает,
Но, как всегда, недодает
Примерно четверть килограмма.
И, честь торговую поправ,
Ее благословляет зав.
17.
Онегин дальше путь направил
И думал, выйдя за порог:
«Мой дядя самых честных правил,
Он тут работать бы не смог»…
Как часто, с жадностью внимая
Красивым клятвам краснобая,
Мы знаем, что в душе он плут,
Что ждут его тюрьма иль суд,
Что он ворует, окаянный,
И ловко сам уходит в тень…
Нет, верю я — настанет день
Благословенный и желанный,
Когда в кругу своем родном
Мы лишь с улыбкой помянем
18.
Все тех, кто нам мешал когда-то
Нечистой совестью своей,
Кто нас любил любовью «блата»,
А может быть, еще нежней.
Читатель, я пишу ретиво
И ты, конечно, справедливо
Задашь и мне вопрос о том,
Как сам боролся я со злом.
Иль я, собрав и гнев и волю,
Об этом жаловался в суд,
Иль, приложив упорный труд,
Писал Советскому контролю,
Иль, как писатель, не зевал
И письма в прессу посылал.
19.
Я им пишу, — чего же боле,
Что я могу еще сказать,
А плуты многие на воле,
А блат встречается опять —
И я брожу, как мой Евгений,
В суетном мире учреждений,
Слагаю горькие стихи,
Простите мне мои грехи.
И я уйду от жизни бурной,
И мой погаснет острый взор,
Но ты придешь ли, прокурор,
Пролить слезу над ранней урной?
Желанный друг, сердечный друг,
Еще работа есть вокруг.
20.
Мы все учились понемногу,
Чему-нибудь и как-нибудь,
Искали честную дорогу,
Прямой, ведущий к цели путь,
Мы избегали низкой лести,
Мы знали все, что делом чести
И делом славы стал наш труд;
Но среди нас еще живут
Враги Закона и Указа…
…
У нас позорно до сих пор
В ходу излюбленная фраза:
— Ну, что ж поделаешь — война…
Хоть и закончилась она.
21.
Спешит скорее мой Евгений
Увидеть старый милый дом,
Где он в тиши уединений
Когда-то жил, О сколько в нем
Найдет наш друг воспоминаний,
Надежд далеких, упований…
Онегин входит в кабинет
(Его уж описал поэт).
Наш друг, смущенный переменой,
Здесь ничего не узнает.
Какой фантазии полет
В союзе с мыслью совершенной,
Какие ткани и шелка,
Какая роспись потолка!
22.
Полы, покрытые коврами,
Картины в старом серебре
И отраженный зеркалами
Хрусталь на желтом янтаре,
Диваны, кресла и серванты,
Изданий древних фолианты,
Фарфор саксонский, баккара —
Утеха царского двора.
Решил взволнованный Евгений:
«Живет здесь крупный феодал».
Приятель блудный наш не знал,
Кто был жильцом сиих владений…
Владелец этих всех хором —
Товарищ Тюлькин, управдом.
23 (8).
Идет широкими шагами
Онегин дальше. Вот вдали
Легко вздымаясь над волнами,
Идут к причалу корабли.
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных
И с ними (новый вариант)
Выходит старший лейтенант.
Уже цветут деревья скверов,
Шум у Гостиного двора,
Спешит и мчится детвора
В Дворец советских пионеров
И, как взлетевший вверх Амур,
Висит под крышей штукатур.
24 (9).
Евгений слышит голос нежный,
Когда-то волновавший кровь,
Быть может, вдруг в душе мятежной
Былая вспыхнула любовь.
Друзья, мне радостно и больно,
Мое перо дрожит невольно,
Онегин видит в вышине
Свою Татьяну на окне.
С утра в домашней спецодежде,
Она ведро и кисть берет
И красит стены, и поет:
«Пускай погибну я, но прежде
Я дом свой выкрасить должна,
Привычка свыше нам дана».
25 (10).
Свернув от Невского направо,
Идет Онегин дальше. Вдруг…
— Не Юрий ли Михайлыч?..[1] Право,
Ах, Юрьев, старый милый друг!
Еще при мне ваш дерзкий гений
Блистал в театре…
— Да, Евгений.
— Вы сохранились.
— Очень рад.
— Что есть в новинках?
— «Маскарад».
Тут наш Онегин рассмеялся:
— Так изменилось все кругом
В краю советском, молодом,
Но вот репертуар остался,
В театрах молодой страны
Преданья древней старины.
26 (11).
А с современниками горе,
Усвоив правило одно,
Театры все сидят у моря
И ждут Погодина[2] давно.
А если он их вдруг забудет,
Тогда в театрах
«Так и будет»[3],
Как было раньше на сто лет,
Когда Онегин ездил в свет,
Когда, оставив скуку балов
Иль разговоры милых дам,
В партер входил Онегин сам
Иль с кучкой модных театралов.
Смеялся Лидин[4], их сосед,
Когда на сцене был Янет[5].
27 (12).
Идет наш друг, глядит
на Невский…
Не здесь ли ночью у перил
Стоял когда-то Достоевский,
Не здесь ли Гоголь проходил.
Не здесь ли Бородин
печальной
Для берегов отчизны дальной
Музыку нежную слагал,
Спеша куда-нибудь на бал?
Здесь с Пушкиным встречался
Глинка
И мчался Лермонтов младой,
Лениво шел Крылов домой…
Но это все уже старинка —
Известно всем, что Михалков
Намного выше, чем Крылов.
28 (13).
Герой Советского Союза
Идет по Невскому, спешит —
И с одобреньем сам Кутузов
На ордена его глядит.
О, слава, слава Ленинграду!
Прошли мы грозную блокаду,
Сражаясь, веря, для того,
Чтоб быть достойными его.
…
…
…
…
…
…
29.
Всего, что видел мой Евгений,
Пересчитать мне недосуг,
Но в шуме уличных движений
И я с ним повстречался вдруг,
И мне — скажу вам по секрету —
Поведал друг мой повесть эту,
А я — таков уж мой удел —
Вам передать ее хотел.
Лишь одного хочу. Проведав,
Что кто-то вдруг меня убил,
Что хладный мрак меня покрыл,
Вините в том пушкиноведов…
Прости меня, любезный свет,
И вы, друзья, и ты — Поэт.
Примечания
1 Юрьев Юрий Михайлович (1872–1948) — народный артист СССР, актер Академического театра драмы имени А. С. Пушкина.
2 Погодин (Стукалов) Николай Федорович (1900–1962) — драматург.
3 Пьеса Константина Михайловича Симонова (1915–1979).
4 Лидин Владимир Германович (1894–1979) — писатель.
5 Янет Николай Яковлевич (1893–1978) — артист и режиссер Ленинградского театра музкомедии.